— Моя фантазия, — думает поп, — помноженная на выдумку моих друзей, это незаменимая вещь, это непобедимое оружие.
Так он стоит посредине двора, похожий то на крест, то на радиомачту, с руками то вытянутыми горизонтально, то поднятыми вертикально, с рукавами широкими и машущими. И его слухи летят из его рукавов, как его птицы.
Иногда он не узнает свои слухи, настолько они изменились. Впрочем, он их узнает, но не сразу. Тогда он встречает их с готовыми объятиями, объятый восторгом и машущий рукавами, готовый улететь, как улетают его слухи. Он радуется и говорит: «Вот этот слух наиболее удачный. Его изменяемость показывает его активность. Он прошел через наибольшее количество ушей и принес им вреда, нам пользы больше самого активного вредителя». Иногда он молится — это его право и профессия, — собрав вокруг себя всех верующих, то есть всех кулаков, всех старух, несколько середняков, двух–трех бедняков, много женщин и никого из молодежи, за исключением дочерей и сыновей кулаков. Но они растворяются среди старух и сами принимают себя за старух. Они слышат, как изменяется их облик. Вот их самодовольные языки болтают и сплетничают во рту, лишенном зубов. Они слышат, как на их лицах появляются их морщины, они видят, как загибаются их спины, вырастают подбородки. И вот они молятся, похожие на молитву, и сплетничают, похожие на сплетню.
— Чем молитва отличается от слуха? Молитва угодна богу. Но слух про врагов бога разве не угоден богу? И слух и молитва — это одно и то же, так давайте распускать слухи про колхоз, — говорит поп. — В настоящий момент это угоднее богу, чем ваши молитвы.
Но что это с попом? Он машет рукавом, и его лицо радуется всем лицом, глаза радуются, рот радуется, лоб радуется, даже борода и нос, и те радуются.
Поп прекращает молитву и достает новый слух.
— Конспиративный колхоз, — шепчет он. — Кто же мог так хорошо выдумать? Неужели не он?
И он узнает свой слух, видоизмененный чужими языками. Его слух! Его собственный, неотделимый и неделимый. Но оказывается, что некоторые кулаки и все старухи не понимают слово «конспиративный» или не могут его произнести. И передают:
— Кооперативный!
«Так слух может сослужить вредную службу», — размышляет поп. И заменяет слово «конспиративный» словом «тайный».
Теперь все понимают, все передают, все торжествуют, точно уже одержали победу и этот тайный «колхоз» верующих уже существует.
— Он уже существует, — говорит поп, — раз существует название, значит, существует и предмет. Это неверующие и коммунисты отделяют предмет от названия. Уничтожают одно и оставляют другое. Скажем, слово «бог», да простит мне господь, коммунисты не отрицают это слово, часто употребляют его в своих книгах, докладах, но отрицают его сущность, то, что бог существует. Мы же не коммунисты, мы верующие. Для нас нет слова, нет понятия, существующего отдельно от предмета. Раз существует слово, значит, существует и предмет. Раз существует предмет, значит, существуют и понятие и слово, отражающие его. Только мы, верующие, в состоянии подойти научно, мы доказываем, потому что мы верим. А вера уже есть доказательство. Мы говорим: разве существует тень человека, если нет самого человека? Тень не существует.
— Нет, существует, — обрывает попа кто–то.
— Кто? Кто? — шепчет толпа, каждый оглядывается на соседа.
— Кто сказал, что существует? — спрашивает поп.
— Я, — говорит кто–то.
И все увидели, что это сказала тень. Человека не было, была одна тень.
— Теперь все убедились, — насмешливо сказала тень, — что может существовать тень и не существовать человека. Я тень без человека.
— Да, да, — сказал поп, — но вам, наверное, кажется, что вы тень. Возможно, что вы не тень.
— А кто же? — сказала тень. — Я тень. Подойдите ближе и посмотрите.
Поп подошел ближе и сказал:
— Да, тень, — сказал поп, — но чем вы мне докажете, что вы тень без человека? Я вижу тень, но не вижу человека. Это не значит, что его нет. Мы с вами ни разу не видели бога, однако мы знаем, что он есть.
— Это правда, — сказала тень, — однако я тень без человека. Одна тень.
— Не морочьте мне голову, — сказал поп, — я занят.
