Дожидаясь возвращения Капитана, с безнадежностью, остававшейся в границах веры, я составил на имя Вашего Высокопреосвященства несколько рескриптов, имеющих целью реформу нравов, испорченных нищетой и проделками плебеев.
Во-первых, я обратил внимание на бедность одежд, вернее сказать – рубищ, ибо даже наименее обездоленные из поселян были покрыты всего лишь тряпками. Шерсти не хватало из-за истощения стад; несколько овец, которых труды онемевших от холода пастухов еще заставляли существовать, были скупы шерстью; и ткаческое искусство было утрачено в пользу тех женщин-плебеек, что приучились с помощью собственных зубов и слюны дубить шкуры морских животных. Небо и лучи Благодати, без сомнения полученные от Вашего Высокопреосвященства, перед тем как передаться дальше при моем посредничестве, возалкали, чтобы языческие сии шубейки были уделом неблагочестивых, от коих и брали начало. Наши добрые христиане предпочитали гибнуть от холода в ставшей редкостью шерсти, унаследованной от Агнца Спасителя, но не приводить свои истощенные тела в бесстыдное соприкосновение с этими шкурами, плохо отчищенными от прогорклого сала. Впрочем, самим плебеям ныне становится все труднее на опустошенных ими берегах выуживать сих апокалиптических тварей. Я не нахожу ничего более противоречащего Божественному закону и здравому смыслу, нежели пагубная привычка к накидкам с длиннейшими капюшонами, расточающими на украшение и понапрасну драгоценную шерсть, которая могла бы куда благочестивее и полезнее быть использована для защиты от ветра и мороза. Весьма забавна сия абсурдная потребность в украшениях и излишествах, когда не хватает самого безоговорочно необходимого. Ваше Высокопреосвященство углядит в страсти сей труды Лукавого. Его обольщение принуждает забыть первейшие потребности, среди прочего – спасение, – в пользу самых легкомысленных пороков, в том числе одежды и телесных прикрас. Не дикарей ли с Востока вскоре узрим, даже африканских негров, питающихся одной саранчой, пропарывающих губы коралловыми шипами и вделывающих жемчужины в зубы? Или женщин, с грудью обвислой, как пустой бурдюк, неспособной питать младенца, удлинняющих шею нагромождением медных колец? Несчастные, забывшие, что украшательство, тщеславие, расточительность должны, дабы не прогневать Бога, быть уделом богача! Ибо роскошь его одеяния не лишает его необходимого, он умеет распределить издержки в соответствии со своими потребностями. Лишь тому к липу украшения, чей стол ломится от еды. Сие никак нельзя сказать об убогой моей пастве. Этот обычай, пришедший от наших предков и утраченный везде, кроме нескольких долин Исландии, со времен, когда Святой Реверьен перестал служить князьям Гонзага,[36] велел сначала углубить съемный капюшон на затылке, чтобы помещались волосы, главным образом – дамские. Вещица покорила простых крестьянок, а за ними – их мужей и сыновей до того, что не было средь них пахаря, чей капюшон не оказался бы длиннее полутора локтей. Но наши норманны с Фулы, по мере обнищания, перешли все границы; и в день, когда я пишу эти строки, у детей под шевелюрами свисают по три локтя шерсти, у мужчин и женщин – по четыре, они сковывают движения и хлещут воздух или воду, когда их обладатели мотают головой. Жалко выглядят глаза, сочащиеся гноем, и впалые щеки под этими безразмерными колпаками, будто несчастные ищут способа уравновесить свое убожество. Я запретил поэтому, во славу Бога, носить капюшоны, удлиненные на спину более шести пядей. Я велел отрезать все, что превосходило эту длину. При соборе я организовал мастерскую, в которой юные девицы под мудрым руководством престарелой девственницы или выдававшей себя за таковую сначала щипали старую шерсть, а потом ткали и шили из нее блузы и накидки. Мои девушки были готовы возродить искусство своих прародительниц, из-под их рук выходили красивые вещи, которые я отдавал самым нуждающимся, хотя иные хотели бы на этом нажиться. Чем, в конечном итоге, они бы платили? Овцами, чьей скудной шерсти не хватало для подобного рукоделья и от которых остались кожа да кости? Несколькими золотыми монетами, полученными от торговли с родиной и никому не нужными со времен окончания этой торговли?
