Капитан с тремя спутниками стал удаляться на юг. Довольно скоро оказалось, что Ульф Йонссон плохо подходит для этой экспедиции отчаяния. Он плелся в хвосте и без конца стонал. Капитана это удивляло, ибо Ульф, хоть и не был первоклассным моряком, хорошо нес службу на борту «Короткого Змея», и сила его весла ценилась напарниками. Именно физическая мощь определила выбор Капитана, но, как показало дальнейшее, крепости духа ему недоставало. Они шли без пищи три дня. Капитан оценил пройденное расстояние по меньшей мере в двадцать миль, но оставил эту оценку при себе, чтобы не приводить в уныние своих людей. Не давая обогнать себя, он шел первым, чтобы вдохновлять их, из стыда или из страха. Он никогда не оглядывался и дожидался их только ночью. Так остальные поняли, что если они будут отставать, то потеряют вместе с вожаком ориентацию, а значит – и жизнь. Движение по льдине было мучительным. Глыбы льда, расщелины, фирны и сугробы превращали каждый шаг в испытание, тем более тягостное, что за ним следовало другое, не менее изнурительное. Поскольку они шли на юг, безжалостный блеск отраженного льдом солнца сжигал обмороженную кожу их лиц, вскоре превратившихся в раны, с которых свисали окровавленные лоскутья. Они не тратили тюлений жир на смазывание лиц, чтобы оставалось чем обогреваться ночью, под шкурами, из которых они делали общую палатку. Ко всем бедам стала прибавляться снежная слепота. Их веки были разъедены изнутри, и солнечный свет проникал в глаза подобно раскаленным иглам. Капитан подал пример, идя с опущенной головой, не глядя на горизонт и обмотав голову куском полотна с двумя прорезями для глаз, который он оторвал от рубахи. В итоге свет казался не таким жестоким, но веки оставались воспаленными, мучительно зудели, а вскоре загноились.
Утром четвертого дня, когда они шли все медленнее, голод заставил их есть человеческое мясо. Остриями стрел они отковыривали замороженные стружки, поначалу стараясь не задевать внутренности, отвращение к которым было самым сильным. Эти предрассудки усиливающийся голод должен был неизбежно изгнать. У всех, но не у Йонссона – тот упорно отказывался от еды, и самый вид человеческого мяса вызывал у него тошноту. Он разлегся на льду и заявил, что ценой своей души не пойдет дальше. Товарищи не смогли его поднять и призвали на помощь Капитана. Тот повернул обратно, остановился перед Ульфом Йонссоном и, обняв его, поклялся, что осталось не больше двух дней пути до свободных вод и тюленей, на которых можно охотиться. Ульф умолял: нельзя ли продолбить во льду прорубь и наловить рыбы? Он был согласен на сырую рыбу – при условии, что она будет заморожена. Капитан объяснил, что лед слишком толстый, и они умрут, пока сумеют худо-бедно пробить льдину, даже если вообразить, что по невероятному везению они находятся над рыбьим косяком. Ульф Йонссон скорчился на льду и стал с рыданиями скрести его голыми руками. Вскоре его пальцы превратились в кровоточащие культи. Тогда Капитан пригрозил убить Ульфа на месте, чтобы не позволить ему тянуть время и деморализовать людей.
«А потом, – сказал он, – мы сожрем твой труп, если нас к тому принудит голод». Угроза прибавила Ульфу мужества, и он покорно шел до наступления ночи. Но потом не смог заснуть и тревожил сон товарищей бесконечными вздохами. Вскоре презрение и злоба заменили у этих грубых людей участие, которое они поначалу испытывали к Ульфу, и Капитан, спавший очень чутко, лег рядом, чтобы его защищать. Ибо он был решительно готов принести Ульфа в жертву для спасения остальных, но не желал допускать преступления, угрожавшего развалить все их предприятие. Лампа на тюленьем жиру не спасала от сильного мороза, пробиравшегося в самодельную палатку, и всем приходилось спать одетыми. Утром они поднялись, измученные ознобом. Замерзший пот покрывал их, как панцирь. Состояние и поведение Ульфа ухудшились. Он шел так медленно и останавливался так часто, что менее чем за час товарищи опередили его на полмили. Он сел тогда на смерзшийся снег и стал умолять их вернуться за ним. Не раз укладывался он на замороженные шкуры, что служили грузовыми санками, и просил его тащить. Остальные поднимали его пинками – и прикончили бы, если б не вмешательство Капитана. Они убили глупыша, отставшего от стаи во время перелета. Выслеживали его несколько часов, пока он кружил над ними в поисках пропитания. Капитан, который остался с подчиненными, чтобы предотвратить драку за этот скромный трофей, предложил его Ульфу Йонссону еще теплым, несмотря на протесты остальных. Ульф попытался пить кровь, его вырвало. Капитан вырезал печень и протянул ее Ульфу, тот положил ее в рот, мгновение продержал, не пытаясь жевать, и с отвращением выплюнул. Один из двоих жадно схватил ее и заглотил. Именно тогда Капитан решил пожертвовать Ульфом во имя успеха экспедиции. Ульф остался лежать на льду и с завываниями призывал удаляющихся товарищей, пока те находились в досягаемости его голоса. Капитан вернулся, встал на колени перед Ульфом и спросил его, вправду ли он ни за что не пойдет дальше. Ульф подтвердил. Капитан оглушил его обломком льда и погрузил ему в сердце нож. Потом прочел молитву о погибших в море и продолжил путь на юг.
