– Во всяком случае, сейчас ее интересует только сэр Томас Стэнли, и она ради него вешает на себя все фамильные драгоценности Сомерсетов и Тюдоров.[25]
– Дай Бог, чтобы так дело и обстояло. Но никогда не следует упускать из виду возможного соперника.
– Даже если это женщина?
– Честолюбивая женщина. К тому же обожающая своего единственного сына, помешавшегося на том, что и он Ланкастер.
Анна поудобнее устроилась в кресле.
– По крайней мере, сейчас и Гарри Тюдор, и леди Маргарет более всего заняты своими амурными делами. Она только и помышляет, что о сэре Томасе, а он – о придворной даме своей матушки, баронессе Шенли.
Уорвик с отвращением допил отвар и покосился на буфет, где оставалась заветная бутыль асквибо. Но при дочери он бы не решился воспользоваться ею. Поэтому с безучастным интересом продолжил разговор:
– Я слышал, ты очень сблизилась с этой молоденькой вдовой?
Анна прикрыла глаза.
– Да. Помнишь, я рассказывала, как во время моего бегства от Йорков я со спутниками останавливалась в замке Фарнем в Нортгемптоншире? В тот день мы спасли ее от мужа, который хотел уморить ее голодом*.
«Она словно избегает произносить вслух имя Майсгрейва», – отметил Уорвик. Вслух же сказал:
– Надеюсь, ты не стала напоминать ей об этом? Послушай меня, Анна, лучше, если все как можно скорее забудут о том, что принцесса Уэльская, словно бродяга, скиталась по дорогам Англии в компании головорезов.
Анна взглянула на отца: в глазах ни тени прежнего легкомыслия, губы сжаты, подбородок упрямо поднят.
– Я полагаю, вы не забыли, отец, что меня сопровождал рыцарь, считающийся доблестнейшим воином Англии? А головорезы, о которых вы столь пренебрежительно отозвались, отдали свои жизни, оберегая меня.
– Аминь, дитя мое. Но не забывай, что сейчас ты слишком высоко поднялась, чтобы позволить толпе судачить о твоих похождениях. А тебя я попрошу и впредь не говорить баронессе Шенли, что именно ты, переодетая мальчишкой, спасла ее от мужа. Однако то, что вы напали на владельца замка, в то время как он приютил вас…
– О Святая Дева!
Анна стремительно вскочила, глаза ее сверкали.
– Приютил?! – Она сжала кулачки. – Он готовил преступление. Он хотел убить и нас…
– Но вы вмешались в его семейные дела, а всякий феодал свободен поступать в своих владениях, как ему заблагорассудится.
– Видит Бог, это так! Но ни один христианин не имеет права губить своих близких. Именно потому проклят Каин, поднявший руку на Авеля. И не так уж давно господин Жиль де Рец был обвинен и казнен по доносу жены, которую намеревался убить[26].
– О, не надо приводить в пример французов! Если я не ошибаюсь, маршалу де Рецу вменялись в вину не только попытка покончить с супругой, но и множество других, куда более серьезных грехов, таких, как колдовство и прочие языческие мерзости. Донос леди де Рец был лишь последней каплей. Однако вспомни, что, когда Элеонора Аквитанская[27] восстала против своего супруга, он заточил ее в Солсберийскую башню, где она провела долгие годы, хотя и была властительницей Аквитании и законной королевой Англии!
Анна вздохнула.
– Мы не о том говорим, отец. Ты ведь хочешь одного – чтобы все возможно скорее забыли о том, что я была всеми гонимой беглянкой. Пусть так и будет. И леди Дебора Шенли никогда не узнает, что принцесса Уэльская спасла ее от гибели. Мой дядя, маркиз Монтегю, тоже помалкивает о той истории, зато простой народ уже так расцветил своим воображением мой побег, что он больше походит на волшебную сказку, в которую никто не верит.
– Так оно и лучше, дитя мое. Честь леди всегда должна оставаться незапятнанной. И вдвойне, если в жилах леди течет кровь Невилей!
Анна хмыкнула.
– О да! Я каждый день только об этом и размышляю, когда встречаю в переходах Вестминстера герцогиню Йоркскую. Скажи, отец, приходится ли говорить о чести, когда ты сам превозносишь даму, позор которой подобен чудовищному наваждению? Может ли ниже пасть женщина, открыто кричащая о том, что изменила мужу и родила незаконного отпрыска?
Она подалась вперед, а Уорвик вдруг стал задумчив и спокоен. Гудело пламя в камине да временами слышалось завывание ветра. Огненные языки метались, отбрасывая неверные блики на лица отца и дочери.
