Королю червонному — дорога дальняя - страница 48
— Бабушка, почему ты смеешься? — спрашивает внук.
Они снова переходят на иврит. Кажется, обсуждают Славека Б. и стоит ли младшей дочери перебираться в Польшу. Славек Б. просит, но она не хочет расставаться с детьми. У нее четыре дочери, кстати, — поразительно похожие на тех четырех сестер.
Она начинает считать — в уме, по-польски.
Две тысячи пять минус тысяча девятьсот сорок два… и прибавить тридцать один… сколько получается? Девяносто четыре? Матерь Божья, Геле было бы столько?! Тогда Тусе девяносто два… А Шимеку? Ничего себе, семидесятилетний Шимек!
Она сидит во главе стола. Где всегда сидела мать… Отец должен сидеть напротив. Хочется надеяться, он не стал бы рассказывать о женских улыбках. Уж лучше бы о новом цвете спектра. А еще лучше — пускай объяснит, как можно было взять и пойти к ним. К немцам! Добровольно!
Почему никто ее не послушал?
Если бы мать не ушла из сторожки…
Если бы Халина не доверилась чужому мужчине…
Если бы отец не пошел к немцам…
Если бы они не гремели посудой…
Если бы Янка Темпельхоф не осталась в Губене…
— А если бы твой Шайек чуть раньше поехал за своими сестрами? Разве ты не могла ему подсказать: поезжай к ним, надо бежать?..
Кто это говорит? Муж Гели? Так он и сам мог подсказать своей жене. Своей светловолосой жене… Зато Геля не дожила до этих абсурдных девяноста лет, осталась загорелой, красивой, с длинной изящной шеей… К ее светлым волосам идет загар. С такими волосами, с такими голубыми глазами — ах, Геля, Геля, что же ты…
Муж просил ее не осуждать его сестер.
Она не осуждает, она просто спрашивает.
У нее тоже есть несколько вопросов.
И потом, Геля на нее не в обиде, просто хотела бы узнать…
— Что узнать, Геля?
— Как там было, в Павяке? — спрашивает Геля. — Ты правда тогда отвернулась?..
Ведь мать вовсе не упрекает ее за Павяк, наоборот, невестка мудро поступила, очень мудро, но все же (это уже мать спрашивает) нельзя ли было…
— Я знаю, это было непросто, но разве ты не могла перевезти в Вену Халину с отцом?
— Не могла, у меня не было денег…
А если и были, то для него — я его спасала…
Его… Для него… Он…
— Помни, не надо говорить ему, что он уцелел благодаря тебе…
Кто это говорит? Лилюся?
— Но, Лилюся, ведь именно благодаря моим молитвам, мыслям, силе, вере… благодаря всему этому он и выжил!
— Ну и что? А он вот взял и ушел. Бросил тебя. Оставил твой червонный король письмо — и был таков…
Кто? Кто это говорит?!
Да ведь я его в себе носила, как носят под сердцем ребенка. Моя ли это вина? В ответе ли беременная женщина за свой живот?
