«Отлично», — подумал Пьетро и, дотянувшись до пояса арбалетчика, отцепил кинжал.
Однако где же солдаты? Пьетро приготовился к удару мечом по голове, который разрубит его напополам. Извернувшись, он вонзил кинжал… в воздух.
Прорыв обороны на мосту стал роковым. Тяжеловооруженные всадники в очередной раз обратились в бегство. Через несколько секунд мимо Пьетро с грохотом пронеслись виченцианцы, чтобы окружить и добить последних падуанцев.
Правда, один падуанец не пытался ускакать. Не слезая с коня, он поднял руки — жест, на всех языках означающий покорность победителю.
— Сдаюсь! — кричал некто иной, как Джакомо Гранде да Каррара, не сводя глаз с простертого на земле племянника.
Пьетро с недоумением огляделся, затем ощупал свой шлем. Под самым «днищем» обнаружилась стрела. Она пробила металл насквозь, наконечник вышел по другую сторону. Пьетро вспомнил удар, тяжко отозвавшийся в голове, и понял, что стрела прошла прямо над его теменем, сократив расстояние между головой и «днищем» более чем вполовину. Юноша рассмеялся полубезумным смехом.
Рядом тяжело заворочался и наконец сел Марцилио. В следующую секунду он вздрогнул от прикосновения к кадыку холодной стали. Увидев Пьетро, стоявшего над ним на коленях, падуанец заморгал. Ему показалось, что в карих глазах юноши светится насмешка и даже презрение.
Но Пьетро не чувствовал никакого презрения — он просто радовался, что остался жив. Неловко улыбнувшись, юноша произнес:
— Похоже, ты мой пленник.
Кангранде сам не стал преследовать падуанцев у Квартесоло. Он отправил за ними своих людей. Выполнение задания могло занять несколько дней. Падуанцы рассыпались по склонам, попрятались в канавах по обеим сторонам дороги. Некоторые бросились в речки, во множестве протекавшие в этой местности, и лишь потом задались вопросом, умеют они плавать или нет. Сейчас эти смельчаки барахтались в мутной воде, отчаянно стараясь снять тяжелые доспехи. Люди Кангранде, еще несколько минут назад убивавшие падуанцев, теперь стали их спасать. Они сбрасывали собственные доспехи и ныряли в воду.
Борьба закончилась. Битвы как таковой и не было — было бегство, однако сейчас уже больше никто никуда не бежал.
Кангранде спешился под деревом на холме к югу от Квартесоло. Он снял с запачканного кровью коня testiera,[23] бросил его на землю и рассеянно стал гладить длинную морду. Измученный Юпитер упал у ног хозяина.
Кангранде даже не взглянул назад, на город, принадлежность которого теперь не вызывала сомнений. Кангранде смотрел на юг, поверх голов убегавших падуанцев, и на восток. Зеленела трава, в садах зрели плоды. Кангранде видел реки и виноградники, мельницы и фермы. Урожай собрали три недели назад. Эти земли — одни из самых плодородных в мире; борьба за них не прекращается веками. Это Тревизская Марка.
Кангранде делла Скала, титулованный викарий Тревизской Марки, смотрел на половину этой самой Марки, ему не принадлежавшую. Никто, кому довелось бы в этот момент увидеть лицо Кангранде, не смог бы сказать, что было в его глазах — обеспокоенность судьбой этой земли или восторг.
Кангранде исполнилось двадцать три года.
Казалось, сражение длилось несколько часов; на самом деле оно заняло не более двадцати минут. В ходе стычек пролилось не так уж много крови. Среди погибших числилось лишь семеро знатных падуанцев и пятьдесят семь пехотинцев. За исключением Джакомо да Каррары и его племянника, всем конным удалось скрыться. Многие пехотинцы получили ранения. Однако всего удивительнее было количество пленных: более тысячи тяжеловооруженных падуанцев сдались отряду в восемьдесят человек.
Кангранде, носивший прозвище нового Цезаря за милосердие к побежденным, решил и сегодня не отступать от своих правил. Возвратившись к северной границе Квартесоло, он принял знатных падуанцев как старых друзей. Поэта Альбертино Муссато нашли во рву. На теле его обнаружилось ни много ни мало одиннадцать ран, самыми опасными из которых были трещина в черепе и перелом ноги. Кисть его руки еле держалась на запястье, вывернутая под немыслимым углом. Кости поэту пересчитали копыта коней его же товарищей, однако он успел броситься с моста в грязную воду. Кангранде, обращаясь к Муссато, всячески подчеркивал его храбрость. Страдая на импровизированных носилках от нестерпимой боли, поэт старался отвечать возможно дружелюбнее.
