Кристина, одетая в узкие джинсы и белый ажурный джемпер, села в серебристый «роллс-ройс», на котором приехал за ней Никки. Ее муж так и остался храпеть в постели — он даже не шевельнулся.
— Мне бы не хотелось вас компрометировать, — с улыбкой сказал ей Скурос. — Извините, если получилось не вполне удобно.
— Я сама решаю, что для меня удобно, а что — нет, — с напускным апломбом ответила Кристина. — Жан-Люк будет спать часов до двух, а то и до трех. Для него сон — лучшее лекарство от похмелья.
Из бара в салоне лимузина Скурос извлек бокалы и предложил Кристине шампанское с апельсиновым соком. Она медленными глотками выпила бодрящий прохладный напиток.
— Куда вы дели свою даму? — спросила Кристина.
— Отправил в Париж.
— Так рано?
— У нее съемки на телевидении…
Через пять минут они уже подъезжали к верфи. Огромная яхта была видна издалека. На корпусе поблескивали изящные позолоченные буквы.
— «Олимпия», — прочла Кристина. — Сразу вспоминаются древнегреческие боги.
— Вы — первая богиня, освятившая ее борт своим посещением.
Скурос провел Кристину по деревянным сходням к грузовому лифту. Когда клеть взмыла вверх, перед ними открылся вид на Королевскую гавань, ощетинившуюся лесом мачт; вдали маячили башни Вандомского замка.
Оказалось, что «Олимпия» почти готова к спуску на воду. Бронзовые светильники, мебель, ковровые покрытия — все уже было на месте. Скурос демонстрировал Кристине салон за салоном, но через полчаса ей это наскучило.
— А вот и моя каюта. — Он распахнул дверь.
Каюта состояла из нескольких просторных помещений. Обшитые тиком стены создавали ощущение тепла. Сквозь стеклянный купол лился солнечный свет. Широкая кровать уже была застелена белоснежными шелковыми простынями.
Кристина сделала шаг вперед, но остановилась сразу за порогом.
— Я… я замужем, — вырвалось у нее.
— Разумеется, моя несравненная принцесса. Как вам нравится внутренняя отделка?
Скурос склонился к микрофону интеркома. Через несколько минут в каюту вошел стюард, толкая перед собой позолоченную тележку.
— Камбузы еще не введены в действие, но мне подумалось, что вы захотите перекусить, и я заказал завтрак.
На подносе стояли французские булочки, омлет с баскским гарниром, зеленый салат, земляничный шербет и бутылка розового вина.
— Тонкий фруктовый букет с едва уловимым цветочным ароматом, — со знанием дела объявил Скурос, взбалтывая вино в бокале. — Оставляет послевкусие свежести. Превосходный напиток.
Никос начал рассказывать Кристине, что собирается приобрести виноградник в Бургундии. Он досконально разбирался в сортах винограда и секретах виноделия, знал, как нужно ухаживать за лозой и сколько выдерживать вино в бочках. Кристина мало-помалу успокаивалась, открывая для себя новые грани его личности.
— Может быть, вы когда-нибудь сможете отправиться со мной в Бургундию, чтобы посмотреть этот виноградник. Я хочу услышать ваше мнение.
Скурос накрыл своей ладонью руку Кристины.
Ее взволновало чувственное тепло этого прикосновения. Никос улыбался. Он был неотразим.
Кристина плохо помнила, как они закончили завтрак. Этот учтивый, загадочный грек оказался совсем не таким, каким она привыкла его видеть.
— Я непременно должен показать вам еще кое-что, — сообщил Скурос, когда стюард, убрав поднос с остатками завтрака, подал десертное вино, источающее аромат меда и пряностей.
— Что же?
— Уникальное произведение — рисунок Тинторетто. Предварительный набросок к изображению девы Марии. Я отдавал его на экспертизу специалистам: это подлинник, собственноручная работа великого мастера.
Скурос слой за слоем разворачивал мягкую ткань, пока наконец не показалась картонная папка. Раскрыв ее, он осторожно вынул пожелтевший лист плотной бумаги размером шесть на семь дюймов, на котором выцветшей тушью была нарисована прелестная женская головка с зачесанными назад волосами, перехваченными лентой. Полные губы, изящно очерченные скулы, плавная линия подбородка… Натурщица художника казалась зеркальным отражением Кристины. В это невозможно было поверить!
Кристина ахнула, жадно вглядываясь в уверенные линии. Невероятно… и все же с рисунка смотрело ее лицо.
