Что же делать? В который раз упрекая себя, что не закончила медицинский, требовала от врача, чтобы тот очищал рану, давал жаропонижающие и укрепляющие настойки, делал компрессы. Когда поняла, что медицина бессильна, состояние раны ухудшается, а лихорадка не отступает, то в отчаянии решилась на метафизические меры: приказала молиться за здоровье лорда Дадли во всех церквях Лондона. Неизвестно, поможет или нет, но я буду знать, что сделала все, что могла.
На второй день, когда он уже метался в бреду, узнавая лишь меня, отправила гонца к его жене. Послала за леди Эми Дадли королевскую карету – если она изъявит желание приехать к мужу, пусть не теряет времени. Не знаю, правильно ли я сделала или нет… Когда он выздоровеет – по-другому быть не могло! – пусть разбираются в своих запутанных отношениях.
Как бы ни хотела, но долго находиться в комнате Роберта, обтирая холодной тряпицей ему лоб и вспоминая молитвы – от православных до лютеранских, – я не могла. Слишком много скопилось государственных дел, да и с покушением надо разбираться. Но я постоянно молилась о выздоровлении лорда Дадли и втайне надеялась, что Божественная канцелярия все же обратит на мои молитвы внимание – хотя бы за мою настойчивость.
Утром в приемной уже дожидался Уильям Сесил.
– Какие новости оттуда? – спросила я, кинув красноречивый взгляд в сторону, где, по моим понятиям, находилась королевская темница. Ага, в нижнем правом углу и метров так на тридцать глубже…
– Молчит. Все еще молчит! Но мы лишь недавно отыскали того, кто развяжет ему язык. Мастер филигранных допросов сбежал от испанской инквизиции, после того как проработал на ее благо много лет…
– Избавьте меня от подробностей, – поморщилась я, но все же представила, как сейчас пытают человека, вытягивая из него сведения о покушении. О боже! В голову настойчиво лезли картинки с дыбами и раскаленными клещами, которые видела в одной из книг про инквизицию в Москве. Я почувствовала тошноту, стало совсем плохо, в сто крат хуже, чем когда проснулась этим утром. Нет, так не пойдет!
Подошла к столу, взяла чистый лист бумаги и чужим размашистым почерком, к которому уже привыкала, написала короткий приказ. Поставила внизу инициалы и подпись, протянула Уильяму.
– Что это?
– Указ о помиловании и свободном проезде по стране. Имя впишете, когда убийца его вспомнит. Пусть катится ко всем чертям!
– Но, королева!.. – возмутился государственный секретарь.
– Покажите ему эту бумагу, но в руки не давайте. Он ее получит тогда, когда в деталях расскажет о покушении. Кто приказал и провел их во дворец, сколько заплатил, имена подельников… Кстати, вы их опознали?
Уильям покачал головой:
– Нет. Думаю, это наемники. Их не знает ни один из моих агентов. Скорее всего, прибыли не из Англии. Вас слишком любят в народе, чтобы пойти на такое.
Я хмыкнула. Тоже мне, нашел причину! Некоторая часть населения, как известно, за деньги не только родную королеву, но заодно и матушку продаст, если дадут хорошую цену.
– Иногда вы проявляете излишнее милосердие, – с укором в голосе добавил Уильям. Правда, бумагу взял. Ну и слава богу! – Внешне убийцы похожи на итальянцев или испанцев. Наш говорит по-итальянски.
– И что он говорит?
– Ничего. Только ругань, которую вам знать не обязательно. Я приказал допросить капитанов судов, прибывших в Лондон с континента за последнюю пару месяцев. Надеюсь, мы выясним, как убийцы попали в страну. Это прольет свет на многие детали.
– Возможно, – согласилась я. – Не забудьте передать, что от него зависит, в каком виде он отсюда выйдет. Либо на своих двоих и с королевским прощением в руках, либо его тело сгниет в канаве после того, как замучают до смерти. Свободу выбора никто не отменял.
Поднявшись со стула, дала понять, что аудиенция закончилась. Перед утренней мессой я хотела навестить Роберта. Зато потом сидела в часовне, размышляя об увиденном. Мне, знакомой лишь с собственными порезами и разбитыми коленками в детстве, и то показалось, что раны лорда Дадли вели себя неподобающим образом. Оставалось надеяться, что они исправятся и заживут, как и положено приличным ножевым ранениям.
