Шаг, ещё шаг по траве — нет, по тучам, мягким, тугим, тёмно-серым: в них скопилось слишком много воды, и вот-вот она вся низвергнется на землю. Не будет видна среди прозрачных потоков кровь: всякому известно, что капля алого растворится, будто её не было вовсе. Пусть, пусть она не похожа на деву из легенды: волосы просто светлые, вовсе не цвета серебра, да и кожа не так бела и прозрачна, как редкие облака в ясный день. Представлять себя героиней сказки оказалось приятно, но одновременно — горько. Может, и о ней споют когда-нибудь песню над колыбелью младенца; вот только какой будет конец?..
Открыв глаза, Шантия вздрогнула. До того её и стражников-людей разделяла дверца повозки: не самая надёжная защита, но довольно и такой — лишь бы не стоять с потомками чудовищ лицом к лицу. Налитые кровью тёмные глаза маячили совсем рядом — меньше десятка шагов. Бежать, скорее, спрятаться снова! Человека с морщинистым, как у черепахи, лицом и серыми волосами наверняка разозлить гораздо проще, чем сородича; отчего-то вспомнилась другая сказка — о глупой девочке, прежде срока вышедшей в море и поглощённой за дерзость волнами.
— Ты ведьма?
Шантия съёжилась и сделала шаг в сторону повозки: не меньше, чем лицо стражника, пугал его голос — слишком резкий и оттого жуткий. Так, наверное, говорят только драконы и те, кто им прислуживает.
— Ты меня не понимаешь? — прислужник дракона ещё немного подождал, затем — пожал плечами. — Вот жалость-то! Как бы мне такому колдовству выучиться, чтоб не мёрзнуть — экая холодрыга!
Конечно, многое можно рассказать — например, то, что Джиантаранрир даровала своим детям тепло, тепло не внешнее, но внутреннее, согревающие не хуже огня? Звери завистливы и жестоки: не понравится ответ — разорвут на части и обглодают косточки.
— Ох ты! — всплеснул руками стражник. — Ты ж трясёшься вся. Что, тоже зябко?
Ещё шаг назад — только бы не споткнуться случайно, не сделать резкое движение! Шантия не хотела, чтобы кто-то почувствовал её страх. Особенно — прислужник дракона. Потомки великанов не могут быть добрыми и ласковыми: страшно заговорить, страшнее — промолчать. Никогда не знаешь, что обозлит «доброго» седого варвара.
— Оставь её, дурень, — избавлением прогремел голос другого стража. — Делать принцессе больше нечего — с тобой, старым, языком трепать!
Седой варвар выпучил глаза и попятился, словно за спиною Шантии вдруг увидал рычащего льва. Вздох облегчения вырвался из груди — как, оказывается, просто отпугнуть грозного зверя! Довольно лишь припомнить странное, чужое слово «принцесса» — и не страшно, что очень смутно осознаёшь его смысл.
— Простите его, госпожа, — спаситель не пытался приблизиться, был ниже ростом и уже за это мог заслужить малую долю доверия. Шантия с трудом кивнула, пытаясь понять: за что простить? Старик сделал что-то непозволительное? Как же всё сложно!
Дождь кончился; не стоило ждать больше живительной влаги — и будущая невеста людского вождя направилась обратно к повозке, туда, где ждал младший брат. Хотелось побежать к матери и снова услышать сказку о Белой Деве — непременно с хорошим концом. Не думать, ни о чём не думать. Шантия затворила за собой дверцу и опустилась на жёсткую скамью.
Из-за тяжёлых туч показалось солнце. Шёл девятый день вдали от моря.
Смутные сны, жуткие сны… Один за другим, они сменяли друг друга. В одном Шантия убегала от уродливого многорукого великана. Осыпались под ногами мелкие камни; беги, стой на месте — неважно, всё громче, громче оглушительный стук копыт гигантского коня, тянущего колесницу чудовища. Нет, не поймает, не возьмёт в плен — просто раздавит тяжёлым копытом размером с дом, вомнут в землю дребезжащие колёса. Ты маленькая, маленькая — маленькая и ничтожная. Герой бы обернулся, герой бы встал лицом к лицу с чудищами, как некогда Незрячая пред ликом Антара, но страх гонит вперёд. Бежать, бежать — и не оглядываться, не смотреть на великана, на брызжущую из пасти коня пену. Умереть, умереть — задохнуться в пыли, разбиться, лишь бы до того, как опустится копыто, лишь бы без боли…
