Одним из таких людей был Аринбьёрн Торисон, который год спустя, уже под конец лета пришвартовал свой корабль к причалу в Бю-фьорде и направился во главе своей команды к длинному дому. Был холодный, пасмурный, ветреный день, сосны поскрипывали, качаясь, и громко шелестели хвоей, вороны с хриплым карканьем кувыркались в потоках ветра. Вперед отправили гонца с известием о прибывших, и Гуннхильд была готова принять гостей. Она сидела на возвышении, украшенном золотом, серебром и янтарем, и встретила улыбкой представших перед нею потрепанных непогодой людей.
— Рада вас всех видеть, — сказала она своим самым завораживающим голосом. — Аринбьёрн, ты, должно быть, уже слышал, что король Харальд еще не вернулся домой из похода на запад. Оставайтесь здесь до его прибытия, отдыхайте, ешьте и пейте после вашего плавания, которое, как я вижу, выдалось трудным. Очень хорошо, что ты решил приехать. — Забраться так далеко на юг от Сигнафюльки, добавила она про себя. В последнее время Аринбьёрн обычно жил там. Возвращаясь с севера, он на сей раз миновал их, хотя ему гораздо проще было завернуть прямо в нужный фьорд.
На квадратном лице старого воина появилось тревожное выражение.
— Боюсь, что я привез дурные новости для короля. Да избавит его Тор… то есть Христос, от встречи с врагами. — Он провел пальцем по груди — возможно, перекрестился, хотя это вполне мог быть и знак молота Тора.
Он говорил совершенно искренне, Гуннхильд знала это. Аринбьёрн был верен своей присяге и своему господину. Да, она знала и о том, что он не отказался от своего исландского друга, и о том, что Эгиль Скаллагримсон прислал ему длинную поэму, в которой благодарил Аринбьёрна и воздавал ему хвалы. Она даже слышала ее от мореплавателя, заучившего ее наизусть, — королева приказала ему прочесть стихи, пообещав полнейшую безопасность. Это был самый богатый подарок, какой один человек мог когда-либо сделать другому, поскольку поэма будет жить и имя Аринбьёрна в ней, доколе мир стоит. Но королева могла закрыть на это глаза. Даже должна была — хотя бы ради своих сыновей. Именно по ее совету Харальд позволил Аринбьёрну в основном проводить время дома. Таким образом король обрел в тех местах сильного вождя, который пользовался всеобщим уважением, во всем поддерживал его и при необходимости выступал в его защиту.
— С ним все в порядке, — успокоила Гуннхильд Аринбьёрна. — Он захватил богатую добычу, но затем его задержала погода. А сейчас он находится в море и вскоре должен прибыть.
Аринбьёрн, прищурившись, взглянул на нее. Его мощное тело слегка напрягалось. Легко было понять, что он задумался над тем, откуда она может это знать.
— Мне приятно это слышать, королева, — медленно произнес он.
Гуннхильд взмахнула рукой.
— Эй, рассаживайтесь, вы все. Будем пировать. — Хотя этот год и несколько предыдущих лет были скудными, Гуннхильд всегда следила за тем, чтобы в ее кладовых всего было в достатке.
Женщины принесли пиво и мед. Она позволила сидевшим на скамьях свободно разговаривать — люди короля расспрашивали вновь прибывших, а те задавали вопросы про то, как шла жизнь здесь. Когда же рога были осушены и снова наполнены, она прямо обратилась к Аринбьёрну, сидевшему на месте для почетных гостей:
— Расскажи мне все с начала до конца, старый друг.
Тот поерзал на скамье. Моряк, лесопроходец, земледелец, воин, вождь и судья людей, он тем не менее умел не слишком складно излагать свои мысли.
— Ладно, королева, — в конце концов начал он. — Я собрал войско и корабли, как и повелел мне король. Могу предположить, королеве ведомо, что нам надлежало нанести трондам мощный удар и с моря, и с суши. Клянусь, что взял людей, полностью заслуживающих доверия. Я считал, что наше нападение окажется для них полной неожиданностью. Но ярл Хокон, должно быть, имеет своих шпионов.
Да, конечно, имеет, думала Гуннхильд, хотя она и не знала, сколько их и хороши ли они. Там, на севере, обитала лиса… нет, ворон, черная птица Одина, обладающая сверхъестественной хитростью, острым глазом и быстротой, достаточной для того, чтобы вовремя предупредить всю стаю.