Корпус челнока зазвенел и задрожал, схваченный зажимами вспомогательного шлюза «Королевы». Опять проворные пальцы Туе запрыгали по кнопкам, проверяя надежность стыковки, и, когда загорелся зеленый свет, открыли внутренний люк.
Вскоре они уже были на борту «Королевы». Их встретил Мура, указав подбородком на капитанский мостик.
Джелико о чем-то беседовал со Стином Вилкоксом, но, когда в дверях появились Дэйн, Рип и Туе, он прервал разговор и повернулся к ним:
– Докладывайте.
– Совершенно не о чем, – ответил Рип. – Два спокойных дня.
Дэйн кивнул, и Туе моментально точно так же мотнула головкой.
Рип увидел, как губы капитана чуть изогнулись. Но он сказал только:
– Здесь тоже рассказывать особенно не о чем, если не считать, что Камилу теперь запрещено отлучаться с корабля. Его якобы задержали вблизи запретной зоны Вращалки, хотя сам он утверждает, что спасался там от преследования.
Рип покачал головой, внутренне пообещав себе сразу же зайти к Али и выяснить, что произошло.
Джелико продолжал:
– У вас есть шесть часов свободного времени, потом возвращайтесь к своим обязанностям.
Рип сделал шаг к выходу, однако увидел, что Дэйн медлит, будто собираясь что-то сказать. Потом молодой человек помотал головой, словно принял какое-то решение, и шагнул в коридор.
– Иду в каюту Али, – произнес Рип. – Не хочешь узнать, в чем дело?
– Загляну к вам попозже, – ответил Дэйн, что несколько удивило Рипа. – Сначала нужно кое-что сделать.
Около его локтя сверкнули желтые глаза Туе.
Рип почувствовал, как на языке у него вертится предостерегающее замечание, но сдержался.
– Тогда увидимся позже, – только и сказал он.
12
Дэйн хмурился, идя с Туе из дока по направлению к главной площади. Неужели капитан читает его мысли? Почему он рассказал ему о происшествии с Али?
Молодой человек тяжело вздохнул, надеясь, что поступает правильно. Казалось бы, правильно, как ни посмотри. Вращалка – запретная зона, и капитан официально обязан соблюдать это правило, хотя каждому известно, что на Бирже законы сплошь и рядом нарушаются как непреднамеренно, так и вполне сознательно.
Однако обиталище находилось не в терранском секторе, и экипаж «Королевы» не имел тут никакого влияния. Даже, в сущности, наоборот – раз кто-то распространяет о них скверные слухи среди других звездолетчиков. Дэйн предпочел бы поделиться своей идеей с капитаном и получить его одобрение, однако это значило переложить бремя решения на Джелико.
Дэйн не мог так поступить. Поэтому намеревался рисковать сам.
Он поглядел вниз и увидел, что Туе смотрит на него, выжидательно приподняв гребешок.
– Показывай, – сказал Торсон.
Они по переходной трубе дошли до входного люка, однако вместо того, чтобы выйти на площадь, ригелианка внимательно огляделась и сказала:
– Мы идти туда, нас.
И направилась в ту часть порта, где пролегали какие-то перепутанные кабели и стояли краны. Снова осмотрелась, затем скользнула за колоссальный автопогрузчик. Дэйн протиснулся следом и выругался, больно ударившись головой о незамеченную трубу. При нормальном тяготении такого не случилось бы. «Здесь запросто можно так подпрыгнуть, что все мозги себе вышибешь, – с горечью подумал помощник суперкарго. – А может, именно это мне и нужно».
Туе пробиралась через свалку сломанного оборудования, все время посматривая назад, и ее блестящие глаза переливчато светились. Наконец она влезла на какую-то трубу и запрыгнула в открытую вентиляционную шахту. Мысленно вздохнув, Дэйн полез следом.
Поначалу в микрогравитации этого уровня ему было легко подниматься за Туе, но вскоре Дэйн почувствовал, что полностью теряет ориентацию. Он понял, что сейчас они находятся в самой Оси вращения – той области обиталища, где сила тяготения так мала, что человеческий вестибулярный аппарат не определяет, где низ, где верх. Интересно, так ли это у канддойдов и шверов?
Они вышли на настил, скошенный под невероятным углом, и на Дэйна накатило головокружение. Он на секунду зажмурился, потом резко открыл глаза. От этого стало только хуже: без зрительной ориентации невесомость превращалась в бесконечное падение, которое заставляло мозжечок трепетать от ужаса. Дэйн попытался заставить себя отказаться от понятий «верх» и «низ». Но теперь ему приходилось выбирать не из четырех, а из шести направлений. Наклонным был не настил, а он сам.
