– Он говорил, да. Я ответил, что никуда не собираюсь переходить. Он разве не передал? – Нил отшвырнул джерси.
Жан поймал его в воздухе и метнул на Нила взбешенный взгляд.
– Постарайся сделать так, чтобы нас не прикончили в первый же твой день, глупый мальчишка.
– Нас? – переспросил Нил.
– Слушай меня внимательно. – Моро снова протянул ему джерси, однако Нил отвернулся, поэтому Жан свободной рукой ухватил его за рукав и привлек к себе. – Ты потерял право быть отдельной личностью, как только перешагнул порог «Гнезда». Теперь за твои поступки несешь ответственность не только ты. В команде «Воронов» все основано на парной системе, а значит, пока ты здесь, я – твой единственный союзник. Мои успехи – твои успехи, мои провалы – также и твои. Куда-либо выходить без меня запрещено. Нарушишь это правило – нам обоим мало не покажется, понял? Они только и ждут, что мы накосячим. Я главный кандидат на вылет из основного состава, и я не допущу, чтобы ты меня подставил.
– Тогда у меня для тебя плохие новости, – сказал Нил. – Нападающих «Воронов» мне не переиграть.
– Тебе не их надо переигрывать. Ты больше не нападающий и вообще не должен был оказаться в нападении. Хозяин возвращает тебя в защиту, где, собственно, и есть твое место. Он захочет узнать, почему ты поменял игровую позицию, и лучше бы тебе приготовить убедительное объяснение.
– Это была не моя идея, – пожал плечами Нил. – Тренер Эрнандес не искал в команду защитника. Либо идти нападающим, либо не играть совсем – других вариантов не было, а играть я хотел.
Нил соврал Эрнандесу, сказав, что раньше не держал в руках клюшку, потому что не мог назвать ни свои предыдущие команды, ни имен предыдущих тренеров. Когда он только вошел в состав милпортских «Динго», его неуклюжесть объяснялась не восьмилетним перерывом в экси, а тем фактом, что в Малой лиге он играл в защите. Ему пришлось переучиваться заново. Поначалу он ненавидел свое новое амплуа, считая нападающих охотниками за славой, которые постоянно стремятся быть на виду, но позже, освоившись, по-настоящему его полюбил.
– Так себе идея, – сказал Жан. – Придется отучаться от дурных привычек. Давай, примерь форму, проверим, по размеру ли она тебе.
– При тебе переодеваться не буду, – заявил Нил.
– Стеснительность – первое, что мы из тебя выбьем, – сказал Жан. – В «Гнезде» об уединении можешь забыть.
– Не могу поверить, что ты это терпишь. Кевин хотя бы сумел сбежать. А у тебя что за причины здесь быть?
– Я – Моро, – произнес Жан таким тоном, словно Нил нарочно валял дурака. – Моя семья принадлежала клану Морияма еще до переезда в Штаты. Мне больше некуда идти, так же как и тебе. Твое место здесь и больше нигде. Кевин не такой, как мы, он ценен, но при этом он – не собственность. А сбежал он потому, что было к кому. К другой семье.
– Ты об Эндрю? – предположил Нил.
– Я сказал, к семье, недоумок глухой. К родному отцу. Твоему тренеру.
До Нила дошло не сразу, а когда он все-таки переварил услышанное, то изумленно отшатнулся.
– Что? – Конечно, по логике, у Кевина должен был быть отец – в конце концов, Кейли Дэй забеременела не от святого духа. Однако, несмотря на давление прессы, имени отца своего ребенка она так и не назвала. По слухам, в свидетельстве о рождении Кевина в графе «отец» стоял прочерк. При этом крестным своего сына Кейли сделала Тэцудзи Морияму, благодаря чему после ее смерти Кевин и оказался в «Эверморе». – Врешь, – сказал Нил.
– А с чего бы еще Кевин перевелся в такую позорную команду?
– Но он никогда… И тренер тоже…
– Видать, Кевин все еще слишком трусит, чтобы открыть это. – Жан презрительно махнул рукой. – Не веришь – сам убедись. Насколько я помню, письмо от матери Кевин держит в одной из своих скучных книжек. Он зачитал его чуть не до дыр, но тебе стоит взглянуть.
– Если он обо всем знал, то почему оставался здесь? – допытывался Нил. – Почему не поехал к отцу сразу после смерти матери?
– Мы узнали об этом всего пару лет назад, – ответил Жан. – Совершенно случайно обнаружили письмо в доме хозяина. Кевин выкрал его и признаваться в своем открытии не собирался. Он понимал, что, уехав, лишится всего. Но когда потерял это, – Моро жестом обвел раздевалку, – то оставаться, конечно, уже не было смысла.
