Эллери поняла, что сейчас он приоткроет ей завесу над своим прошлым, и приготовилась внимательно слушать.
— После смерти отца нам пришлось бежать. Я едва запомнил это время. Помню, как она разбудила меня среди ночи, помню темноту и завывание ветра, когда мы садились в карету, помню, как сумасшедше та неслась по дороге, собирая все ямы и кочки. Помню, как влажно блестели щеки матери в свете луны. Это было единственным разом, когда мне довелось видеть ее слезы. Больше она никогда не плакала при мне. Ни когда погиб ее второй супруг, ни когда мы прощались с ней, чтобы больше уже не встретиться.
Сапфо замолчал, вновь начиная движение, и девушка молчаливо последовала за ним, напоследок бросив короткий взгляд на портрет и испытывая острое чувство жалости к этой, несомненно, сильной женщине, вся жизнь которой оказалась такой непростой.
— Удивительно, — внезапно усмехнулся мужчина. — Но только сейчас я осознал, что не могу припомнить ее смеха. Словно вместе с умением плакать она разучилась так же и смеяться. А, может, просто во всей ее дальнейшей жизни уже не находилось поводов для искреннего смеха? Когда она выходила замуж во второй раз, все мысли ее были посвящены лишь тому, как бы нам выжить. А третье замужество было целиком и полностью принесено в жертву мне.
Эллери остановилась, припоминая его прежний рассказ.
— Она хотела вернуть тебе трон.
— Не так, — он отрицательно качнул головой. Взгляд его затуманился пеленой тягостных воспоминаний. — Она и не мечтала вернуть трон отца, зная, что возвращение домой значило смерть. Когда-то давно она даже взяла с меня обещание никогда туда не возвращаться — боялась того, что я воспылаю жаждой мести и захочу лично сразиться с ублюдком, предавшим отца и убившем его.
— Неужели у тебя никогда не возникало такого желания?
— Было, — он вдруг кривовато улыбнулся. — Мне было лет тринадцать, когда я сбежал из дома, чтобы это сделать. В тот раз меня поймали и хорошенько отходили розгами. Так, что я не мог сидеть три дня. Тогда-то матери пришлось впервые поговорить со мной на равных. И тогда же она впервые возложила на меня ответственность за сестру, сказав, что я не имею права рисковать благополучием Риэль.
Упоминание о белокурой королеве пронзило сердце девушки подобно острой игле. Вспышка ревности оказалась настолько сильной, что, по всей видимости, какие-то отголоски этого чувства мелькнули у нее на лице. На мгновение мужчина выглядел озадаченным, но продолжил:
— Вместо трона отца моя мать мечтала видеть меня наследником своего последнего супруга. И хотя тогда я был погружен в совсем другие переживания, но не перечил ей.
«Совсем другие переживания». Эллери интуитивно поняла, о чем шла речь, и напряглась, ощущая, как вновь разгорается в душе недоброе пламя ревности.
Сапфо никогда не называл ей истинное имя своей прежней возлюбленной. Принцессу так и подмывало задать ему вопрос, напрямую спросить. Но она боялась. Боялась услышать правдивый ответ — он ведь всегда в большинстве своем был честен с ней. Боялась того, что после озвучивания правды не сможет вести себя как прежде.
Невольно вспомнился разговор с Дарией, произошедший в их последнюю встречу.
— Эллери, пойми, — пыталась увещевать ее брюнетка. — Ты не можешь ничего сделать с его прошлым! Поэтому просто отпусти. Заставь себя смириться — и забыть. И, заклинаю тебя, только не вздумай досаждать ему вопросами и требованиями признаний!
— Но почему я не могу у него спросить все начистоту? — удивленно воззрилась тогда на нее принцесса. — Я имею право и хочу знать правду!
— Он — мужчина, — авторитетно заявила та, словно была старше Эллери на добрый десяток лет. — А они имеют право носить в сердце хоть с десяток других женщин, и мы все равно ничего не можем с этим поделать. Поэтому исключительно ради собственного душевного благополучия тебе не следует поднимать эту тему — ни сейчас, ни после свадьбы.
Воспоминание о совете подруги охладили воинствующий пыл девушки. Потому она поторопилась вернуться обратно к прерванной теме, следуя в такт шагов мужчины.
— Ты любил ее? — она имела в виду старую королеву, и собеседник сразу понял, о ком шла речь.
