— Я никем не притворяюсь, но было бы странно ожидать даже от меня, что я за трое суток смогу полностью освоиться в незнакомом мире, — пожал плечами Лид.
— Да? А кто-то хвастался…
— Ладно вам, — вдруг сказала, хихикая, Натка, — пошли лучше домой, чайку попьем.
Всю дорогу домой я с королем не разговаривала, решив отдохнуть от его дуростей, и болтала только с подругой, и то об экзаменах.
Дома, конечно, никого не было — родители работали. Мы пошли на кухню — Лид, ясное дело, потащился следом, расположился на единственном мягком стуле со спинкой, вытянул ноги поперек всей кухни и принялся постукивать ногтями по столу, с которого я тем временем стирала крошки. Натка, хмыкая про себя, поставила электрический чайник и осведомилась:
— Осмелюсь спросить, твое величество, ты вообще чай будешь или что-то свое наколдуешь?
— Что такое чай? — поднял на меня глаза Лид. Я пожала плечами и кинула в мойку грязную тряпку.
— Ну, что… Травка такая, заваренная в воде.
— Листочки, а не травка, — поправила меня Натка.
— Тебе я вопроса не задавал, — отрезал король и снова обратился ко мне:
— Хорошо, можешь дать чай и мне.
Я сердито сунула в чашку с кипятком пакетик и пододвинула к королю. Тот принялся брезгливо рассматривать, как от пакетика в воде расплывается коричневое пятно, Натка, закатывая глаза и корча рожицы, нарезала хлеб, а я устало втиснулась на табуретку рядом с углом стола.
— Не садись там, — одернула меня подруга, — замуж не выйдешь.
— Конечно, не выйду, если Лид и дальше будет разгонять моих кавалеров, — буркнула я, и, не выдержав, пожаловалась: — представляешь, Нат, он Сашку прогнал.
— Я не прогонял его, — четко сказал король, — он ушел сам, из-за своей же глупости.
— Ничего себе у вас тут без меня была Санта-Барбара, — почему-то с завистью произнесла Натка и отхлебнула чай не присаживаясь, поскольку сесть было некуда.
— Лид, подвинься, ты тут не один, — раздраженно сказала я. К моему удивлению, король без возражений потеснился и оказался по одну сторону стола, а мы с Наткой — по другую. Пока он, держа чашку чуть ли не двумя пальцами, с тем же брезгливым видом прихлебывал чай, Натка со значением покосилась на меня, потом откашлялась и произнесла:
— Сонь, а ты уже спросила у его величества, долго ли оно будет тут у нас ошиваться?
— Спросила.
— И что оно ответило?
— Оно ответило, что пока я не прикажу ему уйти.
Лид, которому наш разговор почему-то не казался оскорбительным, подтверждающе кивнул. Натка поглядела на меня и подтолкнула под столом ногой.
— Ну и? Когда ты прикажешь ему уйти?
Я открыла было рот, но проклятый король тут же уставился на меня во все глаза, а глаза у него были немаленькие, да еще какие-то нехорошо пристальные. Но ладно бы еще в них была только наглость и презрение — так нет же, мне почудилось, что взгляд у него сейчас — почти как у старой бездомной собаки, которая в непогоду приходила к бабушке в сарай. Такое же ожидание: впустят — не впустят? Выгонят — не выгонят?
Практически уверенная, что это все — только мои фантазии, я все равно никакими силами не могла заставить себя заговорить. Подруга решила помочь мне и сама повела беседу:
— А, ну да, ты же боишься, что если Лид вернется к себе, то заколдует своих подданных…
— Почему ты этого боишься, Соня? — удивился король, перестав лупиться на меня во все глаза и поднимая брови.
— Потому что не хочу быть косвенно виноватой в их гибели, — объяснила я хмуро. — Сострадание. Как ты сказал, род эгоизма…
— Но ты же можешь взять с него обещание, что он их не тронет! — гнула свою линию Натка.
— Да? А где гарантия, что он эти обещания выполнит?!
Тут Лид, видимо, наконец обиделся, потому что встрял в наш разговор:
— Высокородные всегда держат данное слово. Конечно, плебеям, среди которых ты вращалась, Соня, этого не осмыслить…
— Ну так и в чем проблема? — обрадовалась Натка, — дай ей слово, что не тронешь жителей своего мира!
Король, конечно, ничего ей не ответил и только молча посмотрел на меня.
— Да, Лид, дай мне такое слово, — сказала я твердо, — люди не виноваты, что я тебя расколдовала.
— Хорошо, — король пожал плечами, явно снисходя к моим капризам, — если тебя это так волнует, я клянусь, что не буду наказывать свой народ за то, что он меня заколдовал.
