- Предоставляю тебе честь сбить это роковое знамя! - воскликнул герцог, обращаясь к одному из своих любимейших рыцарей, Роберту де-Тессену.
Молодой рыцарь с восторгом кинулся вперед. Но не успел он прикоснуться к знамени, как секира неукротимого его защитника покончила его земное поприще.
- Колдовство! - воскликнул барон Фиц-Осборн. - Нечистая сила! Это не человек, а сатана!
- Пощади его... пощади храбреца! - кричали в один голос Брюс, д'Энкур и де-Гравиль.
Глаза герцога блеснули гневно на осмелевших просить о пощаде, и они погнали своего бегуна по трупам павших в сопровождении Туссена, несшего за ним священную хоругвь. Вильгельм подъехал к подножию хоругви, и между герцогом-рыцарем и саксонским витязем закипел жестокий, но непродолжительный бой. Но и тут смелый витязь пал не от меча норманна, а от истощения сил и потери крови, струившейся из сотни ран, и клинок герцога вонзился уже в павший труп.
Таким образом последним у хоругви пал самый любимый брат Гарольда, благородный и неустрашимый Гурт.
Наступила ночь. Первые звезды сверкнули на небе. Разящий витязь был низвержен и на том самом месте, где в настоящее время стоит среди стоячих вод полуразрушенный жертвенник храма битвы*, водрузился блестящий драгон, украшавший древко хоругви Вильгельма норманнского.
-----------------------------------------------------------------
* Battle-Abeu, основанная Вильгельмом на месте гастингской битвы и так названная в память ее. Близ нее возник впоследствии городок Battle.
-----------------------------------------------------------------
ГЛАВА IX
Под своим знаменем, среди груд мертвых тел, велел Завоеватель разбить палатку и начал пировать со своими баронами. Между тем по всей роковой равнине дымились факелы, походившие на блуждающие болотные огоньки: герцог позволил саксонским женам подбирать тела своих мужей.
В самый разгар веселья в палатку вошли два отшельника, грустные лица и грубые одежды которых составляли резкую противоположность с радостью и великолепием пирующих.
Они подошли к Завоевателю и преклонили перед ним колена.
- Вставайте, сыновья Одина! - проговорил герцог мягко. - Мы ведь тоже его сыновья и пришли сюда не затем, чтобы затронуть ваши права, а, напротив, отомстить за оскорбление храма. Мы уж дали обет построить на этом месте храм, который превосходил бы своим великолепием все существующие теперь в Англии. В нем будут непрестанно молиться о храбрости норманнов, павших в этом сражении. Будут приносить жертвы за здравие мое и моей супруги.
- Эти праведные мужи, вероятно, проведали о твоем намерении, - заметил Одо насмешливо, - и явились сюда, чтобы выпросить себе кельи в будущем храме.
- Вовсе нет, - возразил Осгуд печально, самым варварским образом подражая норманнскому языку. - Наш вельтемский храм, украшенный щедротами короля, побежденного тобой, так нам дорог, что мы не желаем оставить его. Мы только просим позволения похоронить тело нашего благодетеля в нашем священном храме.
Герцог нахмурился.
- Видишь ли, - подхватил Альред, показывая кожаный мешок. - Мы принесли с собой все наше золото, потому что не доверяли этому дню.
С этими словами отшельник высыпал блестящие монеты на пол.
- Нет! - воскликнул Вильгельм упрямо. - Мы не возьмем и золота за труп клятвопреступника... Нет, если б даже Гита, мать узурпатора, согласилась взвесить труп сына этим сверкающим металлом, мы не допустили. бы, чтобы проклятый был похоронен... Пусть хищные птицы кормят им своих птенцов!
В собрании раздался говор, наемники, упоенные дикой радостью победы, выражали свое одобрение словами
герцога, между тем как большинство норманнских баронов и рыцарей, дали волю своему великодушному негодованию.
Но взгляд Вильгельма оставался все таким же суровым. Этот мудрый политик сообразил, что он может оправдать конфискацию всех английских земель, которые он обещал раздать своим вельможам, только тогда, когда докажет, что действительно считал дело короля Гарольда неправым, и заклеймит его память проклятием.
Ропот умолк, когда какая-то женщина, незаметно последовавшая за отшельниками в палатку, легкими, поспешными шагами подошла к герцогу и проговорила тихим, но внятным голосом:
