Речь Юдифи прошла электрической искрой и дала выход сдержанным и затаенным чувствам, усиливавшим тяжесть минуты расставания: в комнате стали слышаться тяжелые рыдания. Гурт прижал крепче к сердцу любимую жену и его благородное, прекрасное лицо стало белее мрамора, веселый Леофвайн целовал с увлечением руки своей невесты и плакал, как ребенок. Минуты через две вся маленькая группа, не исключая даже равнодушной Альдиты, подошла под влиянием безотчетного чувства к старомодному креслу, на котором сидела рыдающая Гита, и склонилась к ногам короля англосаксов.
ГЛАВА IV
Ночь уже наступила, и луна озаряла своим бледным сиянием большой Вельтемский храм и фигуру Юдифи, стоявшей на коленях у подножия жертвенника и возносившей к небу горячие моления за счастье Гарольда.
Она жила в укромном, уединенном домике, прилегающем к храму, но свято исполняла слово, данное Хильде, не начинать искуса до дня рождения Гарольда.
Юдифь уже не верила предсказаниям валы: они перевернули вверх дном ее жизнь, разбили ее молодость. Одиночество повлияло на нее благотворно, и она начинала примиряться с судьбой. Весть о прибытии герцога к суссекским берегам успела пролететь в ее уединение, и любовь к королю, желание отвести грозящую опасность силой своих молитв привели ее в храм. Через несколько времени ей внезапно послышались шаги и голоса. Дверь с шумом отворилась, и Гарольд вошел в храм с Осгудом и Альредом. Свет пылающих факелов освещал его бледное и грустное лицо. Девушка подавила крик испуга и радости и проскользнула в тесный и темный уголок, ни король, ни придворные не могли заподозрить ее присутствия в храме, мысли их были заняты совершенно другим. Началось пение гимнов, но король не успел еще стать на колени, как тяжелый кирпич, сорвавшийся с карниза, пролетел на вершок от его головы и ударился с шумом о каменные плиты. Нет слов для изображения суеверного ужаса, который охватил присутствующих в храме. Одна только Юдифь не заметила случая, который все другие сочли за предзнаменование, а король не нуждался ни в каких предзнаменованиях: он знал, что идет к роковому исходу по той страшной тоске, который не могли побороть все усилия и разума и воли.
Долго и неподвижно стоял он на коленях, когда же он поднялся, Юдифь тихо прокралась к небольшой двери и, выбежав из храма, поспешила домой. Долго сидела девушка неподвижная и подавленная силой ощущений, возбужденных внезапным появлением Гарольда. Два раза уже присутствовала она невидимо, поодаль при молитве его. Она видела его молящимся в час счастья и величия, в сияющем венце, и видела теперь в час скорби и страдания. Тогда она гордилась счастьем и славой, а теперь она с радостью взвалила бы на себя всю тяжесть его скорби. Храм вскоре опустел, присутствующие медленно возвращались в жилища. Один только из них своротил неожиданно в сторону к тому домику, в котором находилась в это время Юдифь. Раздался легкий стук в дубовые ворота, и вслед за этим послышался лай сторожевой собаки. Юдифь невольно вздрогнула. К дверям ее комнаты приближались шаги, и в нее вошла женщина, приглашая Юдифь идти за ней вниз, для того чтобы проститься с родственником ее, английским королем.
Гарольд ждал ее стоя в неказистой приемной, одна только свеча горела на столе. Проводница Юдифи по знаку короля удалилась из комнаты и молодые люди, так горячо и нежно любившие друг друга, остались с глазу на глаз, бледные будто статуи, посреди полумрака.
- Юдифь, - заговорил с усилием король, - я пришел не затем, чтобы смутить твой покой и напомнить тебе невозвратное прошлое! Давно тому назад я, по обычаю предков, наколол на груди твое милое имя, но теперь рядом с ним стоит уже другое! Все кончилось и минуло, но я не захотел вступить в кровавый бой, решающий вопрос о жизни или смерти, не свидевшись с тобой, светлый гений-хранитель моих прошедших дней! Я не стану просить у тебя прощения в несчастье, которым я затмил твою бедную молодость, в страданиях которыми я отплатил тебе за твою бескорыстную и святую любовь! Одна ты в целом мире знаешь душу Гарольда и способна понять, что вся его вина проистекала из рабского повиновения долгу.
