— Скажите, вы — мистер Бэфут из отдела общественных связей? — спросил дежурный охранник.
— Да. — Бросив в урну окурок, Джонни отвинтил крышку термоса. — Выпейте кофе, — предложил он. — Или вы уже закалились?
— Еще нет. — Охранник взял кофе. — Знаете, мистер Бэфут, я всегда вами восхищался. Ведь вы — недоучка, а сумели подняться на самый верх. У вас огромное жалованье, не говоря уж об известности. Вы — кумир для нас, недоучек.
Джонни что-то буркнул и хлебнул кофе.
— Вообще-то, хвалить нам с вами надо не себя, а Сараписа. Он дал нам работу. Мой шурин тоже у него служил, а устроился, между прочим, пять лет назад, когда нигде в мире не было рабочих мест. Да, кремень был человек — не дает профсоюзам совать нос в его дела, и точка! Зато скольким старикам платил пенсию до самой смерти... Папаше моему, например... А сколько законов протолкнул через Конгресс! Кабы не он, не было бы у нуждающихся многих льгот...
Джонни опять что-то пробормотал.
— Не удивительно, что нынче здесь так много народу, — заключил охранник. — Теперь, когда его не стало, кто поможет бедолагам-недоучкам вроде нас с вами?
По всем вопросам, касающимся хранения тела Луиса Сараписа, владельцу «Усыпальницы Возлюбленной Братии» Герберту Шенхайту фон Фогельзангу по закону полагалось обращаться к адвокату покойного. Фон Фогельзангу необходимо было узнать расписание периодов послежизни Сараписа; от него самого зависело лишь техническое обслуживание.
Вопрос выглядел пустяковым, но лишь на первый взгляд. Оказалось, что до мистера Клода Сен-Сира, знаменитого адвоката, невозможно дозвониться.
«Ах ты, черт! — мысленно выругался фон Фогельзанг. — Видать, что-то случилось. Чтобы с такой важной шишкой нельзя было связаться — немыслимо!»
Он звонил из «склепа» — подвала, куда помещали на длительное хранение послеживущих. Возле его стола переминался с ноги на ногу человек с квитанцией в руке — видимо, пришел за родственником. Близилось Воскрешение — день, когда публично чествуются послеживущие; начинался наплыв родных и близких.
— Да, сэр, — с любезной улыбкой отозвался Герб. — Я лично выполню вашу просьбу.
— Моей бабушке уже под восемьдесят, — сказал посетитель. — Совсем маленькая и сухонькая. Я пришел не проведать ее, а забрать насовсем.
— Пожалуйста, обождите минутку. — Герб встал и отправился на поиски ящика номер 3054039-Б.
Отыскав нужный гроб, он прочитал сопроводительную табличку. Старушке оставалось менее пятнадцати суток послежизни. Он машинально включил миниатюрный усилитель, прикрепленный к стеклянной стенке гроба, настроил на частоту головного мозга. Послышался слабый голос: «...а потом Тилли подвернула ножку и растянула сухожилие на лодыжке, и мы уж думали, это навсегда, а она, глупышка, не хотела лежать в постели...»
Удовлетворенный, Герб выключил усилитель и, подозвав техника, велел поставить ящик 3054039-Б на платформу, где посетитель мог погрузить его в машину или вертолет.
— Вы ее выписали? — спросил посетитель, доставая чековую книжку, когда Герберт вернулся в «склеп».
— Собственноручно, — ответил владелец усыпальницы. — Состояние — идеальное. Счастливого Воскрешения, мистер Форд.
— Благодарю. — Посетитель направился к погрузочно-разгрузочной платформе.
«Когда придет мое время, — сказал себе Герб, — я завещаю наследникам оживлять меня раз в сто лет на один день. И узнаю, какая судьба ждет человечество».
Впрочем, твердо рассчитывать на это не приходилось. Содержание послеживущего стоит огромных денег, а значит, рано или поздно наследники заберут Герба из усыпальницы, вытащат из гроба и — прости их, Господи! — похоронят.
— Похороны — варварство, — вслух пробормотал Герб. — Пережиток первобытной стадии нашей культуры.
— Да, сэр, — подтвердила из-за пишущей машинки мисс Бесмэн, секретарша.
Герб окинул взглядом «склеп» — в проходах между гробами несколько посетителей тихо беседовали с послеживущими. Эти люди, регулярно приходящие сюда, чтобы выразить любовь и уважение своим близким, действовали на него умиротворяюще. Они делились с родственниками новостями, старались приободрить, если те впадали в тоску. А главное — они платили Гербу Шенхайту фон Фогельзангу. Бизнес у него, что ни говори, был прибыльным.
