На сероватой поверхности холодного моря кипела беловатая пена, и казалось, что крошечный кораблик ползет не по воде, а по чешуйчатой коже какого-то исполинского чудовища, которое шевелится, потягивается и вот-вот поднимется, сбросит букашку, раздавит, даже не заметив. А пристать к берегу было негде: «Кабан» шел вдоль каменистого обрыва, и волны бились прямо об острые бурые скалы.
– Как в прошлый раз! – крикнул ему Гельду Бьёрн. – В этих местах поселился злой дух! Он еще тогда хотел нас утопить!
– Не утопил же! Мало ли кто чего хочет! – яростно заорал Гельд, стараясь перекричать шум волн и одновременно изобразить бодрость в голосе. – А тебе пора бросать поперек твое точило! Как бы Тор не позабыл про нас![21]
Борглинда нахмурилась и вытянула шею, стараясь расслышать, о чем они кричат. Она разобрала только имя Тора, а оно сейчас ничуть не подбодрило, наоборот. Конечно, к Тору обращаются для защиты от ярости моря, но едва ли он захочет помочь врагам опекаемого им племени фьяллей! В лицо ей плеснуло целой тучей острых холодных брызг, и она торопливо втянула голову в плечи. Тонкие пряди волос, совсем черные от воды, противно липли к щекам.
Злой дух! Гельд подумал о Каре Колдуне. За прошедшие месяцы он так часто о нем рассказывал всем желающим слушать, что стал воспринимать незадачливого управителя кюны Даллы как плод собственного неукротимого воображения. Но здесь, у берегов Квиттингского Востока, воспоминания об усадьбе Нагорье ожили и наполнились угрозой. В скачке на спинах диких и яростных, как волки, бушующих волн самоуверенность быстро слетит со всякого, и сейчас Гельд не сомневался, что неспроста его два раза подряд на одном и том же месте подстерегает буря.
«Плохо дело», – было написано на лицах гребцов, а в лице нахмуренного Бьёрна каждая черта прямо-таки кричала об этом. Искусно действуя рулем, он старался держать «Кабана» в согласии с волнами, и пока это удавалось. Подгоняемый бурей, корабль стрелой мчался на север. Гельду вспоминалась усадьба Речной Туман: пристать к берегу можно будет только там, ближе негде. А как его там встретят? Хорошо бы попасть туда к ночи, тогда можно не показываться людям на глаза… Брызги холодной воды окатывали гребцов с ног до головы, и даже Борглинда возле мачты, похоже, совсем промокла.
«Хорошо, что молчит», – мимоходом подумал Гельд, бросив на нее беглый взгляд. Другая бы вопила и проклинала его, который затащил ее в эту мокрую погибель.
Близились сумерки; гребцы измучились, но «Кабана» по-прежнему несло мимо высоких бурых скал. Кожа горела от брызг морской воды, руки стыли от холода, глаза слезились, спина ныла от усталости, а уши закладывало от свиста и рева холодного ветра.
– До Речного Тумана близко! – кричал Гельд, стараясь подбодрить своих людей. – Пристанем там, если иначе никак! Не съедят же нас!
Гряда бурых скал начала понижаться: теперь мачта корабля уже достала бы до верха, что внушало надежду вскоре найти пологое место. Несколько раз мелькнули травяные крыши рыбацких избушек и стены, сложенные из тех же бурых округлых валунов. Раз или два маленькая человеческая фигурка показалась над обрывом; человек следил за кораблем, потом стал махать руками кому то позади. Гельд сжал зубы: любое кораблекрушение чрезвычайно выгодно местным жителям. Так сказать, урожайный год. Не дождетесь!
Небо совсем потемнело, серая вода сливалась с густым серым воздухом, и даже у Гельда в душе зашевелился холодноватый страх. Все это плохо кончится. То и дело среди кипящих волн мелькали острые головы подводных камней, а ведь «Кабан» не «Рогатая Свинья», которая сама умеет их обходить!
Борглинду тошнило от этого болтания по волнам; каждый раз, когда корабль перелетал с гребня на гребень, у нее словно падало сердце, и теперь уже казалось, что оно держится на тоненькой ниточке, готовое вот-вот оборваться. Она промокла насквозь, зубы стучали от холода. Свейн у нее на руках вопил дурным голосом и уже начал хрипеть, но она почти не обращала внимания: что тут можно сделать? Зажмурясь, она не смотрела на море и берег, такой близкий и совершенно недостижимый. Мерещилось, что они бесконечную вечность болтаются так, а мысль о том, что когда-нибудь у нее под ногами снова будет твердая земля, казалась несбыточной. Изо всех последних сил прижимая к себе племянника, Борглинда мечтала только об одном: чтобы все это скорее кончилось.