– Ну да, я сама на кого хочешь нападу! – успокоила я его, смеясь. – Все, спать хочу, устала ужасно.
– Конечно-конечно, не буду тебе мешать. Наслаждайся встречей с семьей, а я завтра утром еще позвоню. Родным привет передавай.
– Обязательно. Они тоже тебе привет передают. Ну, пока, до завтра, – попрощалась я.
Проходили дни, недели. Я занималась сбором документов, необходимых для визы невесты.
Первый месяц я жила в постоянном страхе, что мой жених однажды не позвонит, что передумает или вообще найдет себе другую. Но Санни звонил мне по два – три раза в день, и, наконец, я перестала бояться.
Я встретилась со Светой и «Паприкой». Они были очень рады за меня и на протяжении целого вечера расспрашивали о событиях, случившихся после их отъезда. Я рассказывала о том, что произошло во время теракта, о нашем с Санни желании пожениться, о новых девчонках и вообще обо всем, о чем только смогла вспомнить.
Света в свою очередь сообщила, что встречается с русским парнем, но, тем не менее, все-таки решила еще раз съездить в Корею. Она очень хотела собрать деньги на собственное, отдельное жилье, чтобы наконец-то перестать жить с родителями. «Паприка» тоже хотела вернуться.
Однажды, спустя месяц со дня моего возвращения, к нам домой позвонил переводчик из фирмы. Он спросил, дома ли Катя. Я ответила, что Катя поехала в Москву, а там ее ограбили и украли паспорт, так что вернется она не скоро. Все. Больше они меня не беспокоили.
В декабре мы отправили документы в эмиграционную службу США.
Я не знала чем себя занять и устроилась на работу в магазин, находящийся в пятистах метрах от дома.
Каждый месяц я снимала с карточки Санни сумму, вполне достаточную для проживания, так что финансовой необходимости в работе у меня не было. В магазин я устроилась лишь для того, чтобы хоть как-то скоротать время, тянувшееся невероятно медленно. Каждый день я спрашивала у него, были ли какие-нибудь новости о визе, но их все не было и не было…
В феврале эмиграционная служба Америки дала-таки о себе знать, но радости это не принесло: оказалось, что мы не выслали моего свидетельства о рождении (скорее всего, этот документ Санни просто упустил из виду), поэтому они не смогли начать процесс оформления визы. Нам пришлось собирать все заново, только на сей раз в полном составе, включая и свидетельство о рождении.
Опять потянулись месяцы ожидания.
В мае из Кореи вернулась Танюшка, отработавшая весь год, как и полагалось по контракту. Радости моей не было предела! Мы встретились на следующий же день после ее приезда.
Рассказав о наших проблемах с визой и всем остальным, я превратилась в «уши»:
– Рассказывай! – скомандовала я.
– Все-таки, Катька, дуры мы дурами, – начала она. – Зарекались ведь, что никому больше верить не будем, так – нет! Я теперь тоже бумажками буду заниматься, – мы с Джеком решили пожениться.
– Да ты что! Я так за вас рада! Поздравляю!
– Да пока не с чем. Вот как поженимся, тогда и будешь поздравлять. Сама знаешь, что там они одно говорят, а разлука – дело такое: никогда не знаешь, чем все закончится.
– Что верно, то верно. Ну, удачи нам обеим тогда.
Мы с Таней проводили все свободное время вместе: она жила в пяти минутах ходьбы от нашего дома и часто навещала меня даже на работе.
Таня с Джеком решили не «заморачиваться» с визой невесты, и расписаться в России. Жених собирался приехать в ноябре, и они начали заниматься сбором документов.
Через месяц, глядя на меня, и она решила, что время побежит быстрее, если заняться делом, и тоже устроилась в магазин.
В августе, когда о моей визе по-прежнему ничего не было известно, мы с Санни тоже решили расписаться в Хабаровске. Это означало, что мне дополнительно придется собирать новые документы, а потом заново подавать на визу, но теперь уже – визу жены.
У Санни в октябре намечался отпуск, и мы решили использовать его для приезда в Россию. Он прислал мне необходимые бумаги для подачи заявления на регистрацию брака, и, переведя их на русский язык, я отправилась в ЗАГС.
Прождав в очереди часа два, зашла в кабинет. Заявления принимала начальник ЗАГСа.
