– Какой страшный голод постиг эту землю? – Якобы равнодушный ко всему Колпачок тайком утирает слезу.
Голодающий островитянин, распростертый на тюфяке, на поверку оказывается островитянкой, но и то приблизительно. Она слишком слаба, чтобы съесть даже лист сельдерея. Она вяло качает головой, и ее губы растягиваются в подобие усмешки.
– Господи, – хрипло выдавливает она, – вы посмотрите на себя. Как можно так жить?
– Я и не знал, что такое бывает… – начал было Колпачок, имея в виду, что никогда раньше не видел он столько страдания, сосредоточенного на одном маленьком островке.
– …так себя распустить. Да, я понимаю, что я не картина маслом. Но где за пределами этого острова вы найдете лучше?
– Л-лучше?!
– Если вы приподнимите мне голову – вот спасибо, – вы увидите, как я близка к своей Совершенной Форме. Признайтесь, когда вы меня увидели, вы сначала не поняли, что я: женщина или мужчина? Я приближаюсь к своей андрогинной сути.
– Э, я не…
– Когда-нибудь, думаю, уже скоро, мне разрешат выйти на Дорожку.
– На Дорожку?
– Еженедельно мы собираемся у Дорожки, где проходит парад Совершенных Скеллета. Не более двадцати ярдов: даже самые крепкие среди нас редко когда проходят больше пятидесяти за раз. Я имею в виду по прямой. Без остановок. Чтобы ни разу не упасть.
– Не упасть?
– Вы пришли вступить в нашу общину? У нас тут много народу. Отшельники и затворники, девственницы в перманентном обмороке. Конкуренция жесткая. Одно утешает… никто не становится Совершенным надолго.
Не в силах далее выносить эту натянутую усмешку, обнажающую желтые десны, Колпачок прячется за широкую спину капитана.
– Слушай сюда, – говорит капитан. – Имя Тошнила тебе что-нибудь говорит? Ван Тошнила? Говорит что-нибудь? Имя? Тебе? Ван Тошнила? Хильдегард ван Тошни…
Колпачок и Белкула в две руки тянут его сзади за куртку, и он умолкает на полуслове. Припустив резвым галопом, наша отважная троица предпринимает поспешное отступление – по каменному перешейку, через поля и сады – обратно к лодке, которая еще по дороге сюда дала течь, однако же довозит Белкулу со спутниками до «Барыша», к несказанному облегчению всей команды.
Об увеселениях и забавах, на острове Талоп, за коими наша Белкула наблюдает с весьма выигрышной позиции
Терпение, любезные господа, мы приближаемся к самому интересному. Дабы не томить вас в ожидании, я опущу незначительные эпизоды (бурю, что унесла «Барыш» к берегам Сибири, роковое сражение капитана с воинством белых медведей, а также пространный рассказ о том, как Безумная Грета провалилась в Тартарары к татарам и разграбила оные Тартарары подчистую), дабы сосредоточиться на Великих Поисках.
Оставшийся без капитана «Барыш» отнюдь не уныло качается на волнах у подножия могучих прибрежных утесов. Справившись с картами – вернее, с тем, что от карт осталось, – Колпачок объявляет, что это, должно быть, Талоп: остров, о котором он лично вообще ничего не знает. Он испуганно ежится на верхней палубе. Его беспокоит глухое мычание, похожее на протяжную грустную песню. Что это? Киты? Морские коровы? Проследив за взглядами своих сотоварищей, он задирает голову и видит на самой вершине утеса три темные фигуры в длинных плащах. Они стоят там и дуют, как в трубы, в витые раковины.
– Должно быть, они нас приветствуют, – говорит первый помощник. – Давайте помашем им и покажем, что мы дру… зья…
Он буквально давится последним словом, потому что с вершины утеса падает человек.
Вернее будет сказать, что не падает, а летит вниз, потому что он не упал – его сбросили, голого и беспомощного, навстречу жестокой и неминуемой смерти. Такая же участь постигает еще одного несчастного, который, кажется, оскандалился на лету. Последняя, третья жертва машет руками, как неуклюжий, только что оперившийся птенец, и тоже летит вниз с обрыва.
– Пожалуй, на Талоп мы заходить не будем, – говорит Колпачок.
Но судьба распорядилась иначе. Из потайной бухты среди неприступных скал выплывают три весельных баркаса и направляются к «Барышу». Весла на всех трех баркасах выкрашены в черный цвет, на борту хорошо различим странный герб – возница на колеснице, глядящий в небо, – и сидят в них не мирные моряки, а солдаты, вооруженные до зубов.
