Сын старался казаться убедительным. Даже не понимая, насколько смешным он выглядит, как неуместны все его жесты, мимика.
Смешно.
Непутевый, нигде не учащийся отрок с прыщом на лбу – и такая серьезная тема.
Конечно, поверить невозможно. Особенно с учетом того, кто именно рассказывает такую историю.
И тогда показалось: мир слишком тесен для них двоих, Егора надо убрать. Кропотливая работа, с трудом собираемая мозаика карьеры – и все под угрозу, ради какого-то прохвоста, который все понимает неправильно и ничего не знает? Да конечно – прищелкнуть, как комара, вот и все дела.
Однако – после того нелепого разговора с сыном – вдруг последовало странное назначение на министерскую должность. Настолько неожиданное, нелогичное, оно казалось розыгрышем…
Но – подготовка, оформление бумаг, прохождение необходимых в таких случаях процедур. Все по-настоящему. Через месяц будет тот самый кабинет и то самое кресло, оказаться в которых всегда очень хотелось.
И вот последнее непонятное событие – осечка при выстреле.
Слишком много странного за несколько дней произошло. Чересчур много, чтобы об этом не задуматься…
– Не к добру все это, – пробормотал политик, бесцельно перебирая тонкие странички Библии. – Не к добру.
Все отчетливее начинал понимать он, что от работы в министерстве следует отказаться.
И сына – нелюбимого, нежеланного, вечно доставляющего проблемы – надо оставить в покое. Пусть живет, пустоцвет. Пускай сеет зло – кто-то приходит в этот мир и для этого.
Пасовать в полушаге от успеха, за пять минут до реализации мечты не стыдно, не страшно. Даже правильно. Потому что есть то, что важнее покоренной вершины, – след, оставленный в жизни, в сердцах людей. Что была вершина, что не было ее – финал-то у всех один, известный, небольшая ямка в сырой земле, холмик над могилой.
Только след остается – белый или черный, как выберешь, так и будет.
Был белым – стал черным.
Черный может очиститься.
И когда хочется «очиститься» – на все силы найдутся, и любые проблемы исчезнут, а грехи – простятся.
– Я понял, что надо делать, – прошептал Зайцев, подходя к шкафу.
За его дверцей – мини-бар. Стойка с бутылками отодвигается, и можно открыть сейф.
В нем и спрятано копье.
Избавиться от него. Скорее. Это нечистая вещь.
Как там было, в Библии? Выбросьте нечистоту? Конечно, конечно, сейчас…
Зайцев взял металлический наконечник и вздрогнул.
Железо оказалось раскаленным, стало отчаянно жечь ладони. Буквально на глазах кожа пошла волдырями, и казалось, что невозможно терпеть больше эту невыносимую боль и резкий запах паленого мяса…
– Ну, чего ты ржешь? Седов! У меня проблемы, а ты тут ржешь, как конь! Слышишь, приезжай! Пожалуйста, я тебя очень прошу…
Лика Вронская, вздохнув, отвела трубку от уха. Следователь стонал, выл, изнемогал от хохота. Громогласные раскаты на том конце провода уже начинали отдаваться головной болью.
«Ладно, – подумала Лика, покосившись на лежавшую без сознания Ольгу. – В конце концов, это объяснимо. У меня тоже бывают приступы неконтролируемого смеха в тех ситуациях, когда надо скорее проявить сочувствие. Вот, недавно с няней проголодались, готовить влом, заказали через Интернет суши. Соевый соус нам почему-то налили в бутылочку из-под кока-колы. Света Даринку уложила, заходит на кухню, видит – кока-кола. Она ее в бокал, глоток, другой, я даже сказать ничего не успела. А потом – как давай выплевывать, фонтаном, прямо на пол! И я же понимаю: плохо человеку. Но тоже полчаса ржала, как ненормальная. А Володька – он ведь в начале все подробно расспросил. Жива – не жива, вызвала ли я „Скорую“. Разделочную доску, которой меня Ольга шарахнуть хотела, посоветовал осторожно упаковать в чистый пакет – если найдется в квартире. А уже потом его стало плющить от смеха… Я думаю, с пассией Костенко все в порядке должно быть. Дышит, крови нет. Ламинат – все-таки не настолько жесткое покрытие, и даже если она головой ударилась, то вряд ли у нее что-то серьезное. Сейчас и врачи приедут, мы с Володей уже почти полчаса разговариваем».
Она приложила мобильный к уху:
– Седов! Есть тут кто-нибудь?!
