Конечно же, копье Лонгина надо спрятать именно там! А скотчтерьеры станут верными, надежными сторожами.
* * *
– Извините, мне надо срочно уехать! Правда, ситуация очень серьезная. Я перезвоню вам позже! – Катя Некрасова вдруг вскочила со стула и бросилась к двери. – Простите, пожалуйста!
Клиентка – осунувшееся потемневшее лицо, заплаканные до воспаленной сухости глаза – растерянно всплеснула руками.
– Но как же так… Мы ведь договаривались! Только начали говорить, а вы… И мой сын, он ни в чем не виноват. Екатерина Алексеевна, помогите мне!
Бедная клиентка: светло-серое, едва различимое облачко ее ауры и вовсе практически растворилось. Горе выпило женщину до последней капли, и она не заслуживает такого к себе отношения.
Но времени на разговоры, объяснения и утешения нет. Вот просто ни единой секунды. Это Катя понимала очень отчетливо. И, как ураган, неслась вниз по лестнице.
На крыльце адвокатской конторы она чуть не упала.
В голове все вспыхивало, трещало, искрилось.
И – мучительные видения, жуткие картины. Они накладывались одна на другую, от чего казалось, что не имеющий возможности обработать такое количество информации мозг сейчас закипит или взорвется.
Ганс, судя по интерьеру, находится в номере гостиницы. Видна у стены небольшая кровать, напротив нее – стол со стулом, зеркало. Сначала в воздухе появляется как будто темная точка. Вжик – сверкает лезвие ножа, резкая вспышка, стальная угроза. Нож парит по помещению, и на белых обоях рассыпается кровавый горох пятен…
Катя силится рассмотреть Ганса, но видит лицо совсем другого человека. Это Сергей, сын той самой клиентки с плохо прокрашенной сединой и руками без маникюра. Он спит на потертом диване, рядом валяется пустая водочная бутылка. Какие-то парни выносят из квартиры телевизор. Да, потом родители разберутся: была пьянка, а не ограбление. Но вот этот толстый прыщ, этот жирный следователь, не захочет терять свою галочку в общей статистике раскрываемости. И производство по делу не прекратит, хотя потерпевшие будут пытаться забрать заявление. На суде – у Сергея очень непривлекательная, уголовная внешность – ничего доказать не выйдет. Вот его худощавая фигура в тюремной темно-серой робе…
Еще немного дроби каблуков. Кивнуть старичку-охраннику на автостоянке. Хм, с чего бы это дедок такой зеленовато-виноватый? Наконец-то!
Катя счастливо улыбнулась.
Красавица, ее девочка, умница! Золотистая «Тойота», кредит под девять процентов, АКП и кондиционер. Автомобильная мечта реализована слишком недавно, чтобы привыкнуть к ее комфорту. Да даже смотреть равнодушно не получается.
Но – бип, бип, бип, миллион непечатных слов – вот эта «копейка» у попки японской красавицы совершенно некстати. Дедок, дрянь интенсивно-зеленая – ведь сколько раз его по-хорошему просили, – все равно пускает «левые» машины на стоянку адвокатской конторы. И где теперь искать водителя?
– Пироманов на тебя нету, «копейка», – процедила сквозь зубы Катя. – Тех, которые ни с того ни с сего машины стали в Москве поджигать. Впрочем, может, на метро и быстрее получится добраться. «Багдад» находится в центре, недалеко от МИДа, там всегда пробки…
В метро, шумном, многолюдном, Некрасовой стало не по себе.
В толпе людей она чувствовала себя маяком, ловящим волны людского внимания.
Слишком стильный белый костюм, излишне высокие каблуки. На шпильках – рост под сто восемьдесят сантиметров. Может, в этом причина огромного количества притянутых взглядов? Или это на загар так реагируют, полученный на побережье Эгейского моря? А впрочем, все более прозаично. Стрижка в престижной парикмахерской, вот где собака зарыта. «О, ваши волосы мы выпрямим без проблем!» Как же, вытянули непослушные кудри, ага. Торчат кудряшки в разные стороны, как антенны; лаки, пенки – напрасный перевод препаратов, может, дустом их? Или – налысо, под ноль? Лысина ведь не курчавится, правда?
Катя втиснулась в вагон. Попыталась пройти к противоположным от входа дверям, но ее опередила шумная студенческая компания, окруженная беззаботно-оранжевыми облачками. Пришлось протискиваться к поручню над сиденьями, смущать тонкой талией подростка, сразу же мечтательно закусившего губу.
