Он — лучший! Он — победитель! И он свободен!
По трибунам прокатывается волна выкриков:
— Свобода Мамерку!
— Свобода Балдегунде!
— Свободу обоим гладиаторам!
Мамерк счастливо улыбается.
* * *
Цезарь поинтересовался у Ивана.
— Сальватор, а тебе понравился другой мужественный воин — варвар? Может, нашим волеизъявлением жалуем и тому свободу!
Родин кивнул и сказал:
— Германец отменный воин, пусть он проиграл, но он мужественно и отчаянно бился. И не раз он мог поразить македонянина.
— Так посему и быть! — воскликнул диктатор. — Даруем свободу обоим храбрецам. Надеюсь, всемогущий Юпитер поддержит мое решение.
Цезарь, Антоний и Иван в окружении отряда преторианцев спустились к гладиаторам.
Иван сразу обратил внимание на руки Мамерка: на них красовались многочисленные шрамы. Родин знал из учебников, что опытные гладиаторы обычно подставляют не жизненно важные места для клинков. Они знали, что гладиаторские бои — это зрелище. Зритель любил кровь — вот они и получали удовольствие от увиденной крови. Не секрет, что некоторые гладиаторские бои были срежессированы как в современном американском реслинге. И иногда победитель был известен заранее, и оба гладиаторы оставались в живых, особенно если они являлись дорогостоящими и популярными среди римской публики. Бойцы играли свои роли как равноправные партнёры. Все «выпады» и «отбивы» или заранее были отрепетированы. Или проходили на расстоянии, «вне зоны поражения», так сказать, «в недодачу». А также существовали варианты, когда партнёры по ристалищу немного подыгрывали или подсказывали друг другу сюжет поединка и даже удары…
— Я видел много славных воинов, Мамерк, — сказал диктатор. — Среди разных народов и римлян, но ты один из лучших. Вот тебе деревянный меч — символ свободы. А вот и венок на голову. Мой любимец Сальватор переживал за тебя, воин.
Македонянин не смог сдержать слез. Он склонился в почтительном поклоне, прижав правую руку к сердцу.
— Слава тебе Цезарь, ты щедр и добр. Боги тебе покровительствуют.
— Македонянин, вступай в римские легионы, в деканы, а может и в центурионы, я дам тебе римское гражданство. Мне нужны такие храбрые солдаты.
— Я подумаю, мой Цезарь.
Теперь диктатор обратился к поверженному противнику Мамерка.
— Славный воин, Балдегунде ты тоже сражался бесподобно, и ты тоже вправе выйти из цирка Тарквиния Древнего через Триумфальные ворота! Вот и тебе достается сосновый гладиус…
Балдегунде прижал деревянный меч к окровавленной груди. Две скупые мужские слезинки скатились по заросшему лицу хатта.
— Аве, Цезарь… — только и мог сказать германец.
Он непроизвольно кашлял кровью и сплевывал ее на песок. Боль в его груди была неимоверная. Но рана не смертельная, и германца еще можно было спасти.
И вот Триумфальные ворота. Гладиаторы прошли через них под мощные овации и крики толпы. Мамерк вел раненого Балдегунде, положив его руку на свои плечи и придерживая за талию. За ними шел служитель цирка и нес деревянные гладиусы. Ворота смерти на этот раз не приняли никого. Потом Мамерк передал раненого соперника в руки лекарей, и они начали над ним «колдовать».
Хозяева гладиаторов были в жутком расстройстве: они потеряли своих лучших своих бойцов и значит лишились будущей неплохой прибыли.
Зрители потянулись к выходу, живо обсуждая перипетии гладиаторских схваток и особенно центрального поединка между Мамерком и Балдегунде. Здесь делегация Цезаря невольно пресеклась с делегацией Корнелия Долабеллы. Антоний поприветствовал сенатора:
— О, славный Долабелла, сальве! Что-то давно ты не приглашаешь нашего императора к себе в гости? Или нужен какой-нибудь повод?
Сенатор сначала растерялся, а потом нашелся, что ответить консулу.
— О, Антоний, всегда рад вам. И нашему божественному Цезарю, любимцу народа. Аве, Цезарь, да храни тебя боги! Да славиться твое имя во все времена нашего великого государства.
Цезарь сдержанно кивнул.
— Приходите непременно, я угощу вас отменным фалернским вином с Массикских склонов.
— Назначь время — и мы явимся быстрее Меркурия, — воскликнул Антоний. — Только и всего, славный сенатор!
Долабелла фарисейски улыбнулся.
