Как он много знает, мой сын, — это хорошо. Только у меня нет сейчас ни малейшей охоты упражнять свои слегка вспухшие мозги в адаптации хитрой теории планкеонного синтеза к его пониманию. И конечно, меня выручает моя золотая Аленушка — она громко призывает нас к ужину, пренебрегая обычными переговорными каналами.
По пути я наскоро договариваюсь с Андреем перенести нашу высокоученую беседу на завтра. Он не забудет…
— Папа, а ведь у тебя сегодня что-то случилось, — говорит Аленка, сызмальства отличающаяся сверхчувствительностью. Но скорее всего, она просто вычислила мое состояние — ведь обычно я никогда не откладываю научные консультации…
«Со всеми нами что-то случилось», — думаю я и улыбаюсь. Настроение идет по нарастающей. Семейный ужин почти в полном составе — приятнейшая редкость. А через неделю закатим встречу… И вообще пора превратить редкость в традицию.
Все-таки любопытно, как оценил бы наше застолье древний охотник или, скажем, современник Кузанца? Первый решил бы, что отцу семейства крупно не повезло на охоте, а мать ушла на небо, не заготовив для своих достаточного количества съедобных кореньев и ягод. Второй, скорее всего, понял бы дело так, что человечество впало в повальную нищету и голодуху. Человек прошлого века увидел бы здесь железную диету и, должно быть, пожалел бы моих худощавых деток…
И впрямь, глядя на чай и какие-то забавные маленькие шарики и кубики по несколько штук на брата, трудно вообразить, что по случаю отсутствия хозяйки мы устраиваем непозволительно сытное пиршество, получаем очень приличную, даже избыточную энергохимическую инъекцию, к тому же крайне вкусную. Быть может, пройдет каких-то сто лет, и наш утонченный потомок весьма поразится тому баловству, которое мы доставляем своим желудочно-кишечным системам. Но пусть он будет признателен за огромный шаг, который мы сделали, уходя от обжирательных застолий в стиле рубенсовской и многих иных эпох. Этот сверхскромный стол скоро канет в сладкие воспоминания стариков. Уже проходят испытания чисто жидкостные питательные системы — в этом смысле упомянутые утонченные потомки окажутся в положении сущих грудных младенцев. А впрочем, это весьма удобно — присосался к небольшому шлангу кухонного автомата и обеспечен всем необходимым на целые сутки или более.
Да, разумеется, вспышки ностальгии по столу, вокруг которого твое семейство дружно чавкает и облизывается над грудой обглоданных костей такие вспышки еще долго будут сопровождать нас… Но разве не здорово, что мы потихоньку уходим от проклятия, заложенного миллионами лет эволюции? Уходим, слегка упираясь… Представляю, куда послал бы нас мой дед, предложи мы ему эти тартинки вместо бутербродов с хорошим мясом…
— Папа, неужели у вас что-то вышло? — снова тормошит меня сверхчуткая Алена.
— Вышло, — отвечаю я и чувствую прилив стыда за столь долгое умолчание. — Еще как вышло. Можно сказать, Интя уверен в искусственности Сигнала.
— И это начало Контакта? — переспрашивает Алена, и в ее тоне мне чудится не столько удивление, сколько явное разочарование. И то же самое нетрудно прочитать во взгляде Андрея.
В этом весь фокус! Этого я и боялся. Конечно, я их прекрасно понимаю их надежды были связаны с чем-то более впечатляющим. К счастью, новые поколения пока не так далеко убегают вперед, чтобы полностью вырваться за проекцию моего собственного детства. А что мне виделось тогда? Разумеется, не какой-то скучный Сигнал, подлежащий многолетней, если не многовековой реанимации в земных интеллектронах. Мерещилось нечто иное — Их прилет, торжественная встреча, поток невероятно интересной информации, которой Они щедро поделятся с землянами, заботливо переводя свои великие достижения на доступный для нас уровень. Или так: наши космонавты встречают по пути к Плутону Их автоматическую станцию, которая давно находится в Солнечной системе, давно следит за нашими успехами… По древней традиции, да что там традиции — по древнейшему инстинкту тактильного взаимодействия нам непременно нужно пощупать, а кроме того, понюхать, узреть и услышать вблизи, и тогда мы чувствуем настоящий Контакт.
