— А чем вы занимались? — спросила Ирина.
— Пока Владимир Ильич работал, а работал он часов по десять в день, я болтался без дела. Что токарю в глухой деревне делать? Сельское хозяйство я не знал и не любил. Хожу по деревне, все жду, что Владимир Ильич выйдет, позовет. Потом от безделья заболел. Выпивать начал. Владимир Ильич как-то спрашивает меня: "Что это вы такой хмурый? Нездоровится?" — "Руки, говорю, мешают, болтаются зря без дела; поди, за три года совсем отсохнут". Владимир Ильич поинтересовался, что я умею, кроме токарного дела. "Ювелир я, шесть лет у золотых дел мастера обучался. Правда, больше черновую работу делал: на рынок с хозяйкой ходил, за водкой бегал, мастерскую убирал, но кое-чему все же научился". — "Так, так…" — о чем-то раздумывал Владимир Ильич. Зазвал меня как-то вечером домой. Будем, говорит, заниматься. И создал он марксистский кружок. Для меня одного. Ну, скажу вам, целый университет. А я к книгам не был приучен. Когда он рассказывает — все ясно, понятно, интересно. А как сам начну читать, ну как баран на новые ворота смотрю! Ничего не смыслю.
— А когда же Надежда Константиновна приехала? — спросила Ирина.
— В мае 1898 года. Ждал он ее и говорил, что заказал мне лекарство. А Енисей в тот год поздно ото льда вскрылся. Вот они где-то по пути и задержались. Владимир Ильич извелся. Каждый день ходил цветы собирать, в кувшины ставил их и говорил: "Надя любит цветы". А в тот день, как нарочно, на охоту ушел. Я совсем раскис, и охота меня интересовать перестала. Сижу на перилах крыльца, ногами болтаю. И вот подъехала к дому телега, а с нее две женщины спрыгнули. Понял я, что это невеста Владимира Ильича с матерью приехала. Помог я им разгрузиться и побрел к себе. Ну. думаю, все. Теперь у Владимира Ильича семья, работа. Не до меня. Девушки у меня нет, и из местных никто не приглянулся, да и сторонятся меня, ссыльного. Пропаду теперь. А Владимир Ильич в тот же вечер за мной прислал. Прихожу, а там вся семья Проминских за столом, и у всех детей в руках подарки: сласти, книжки с картинками. "Я вам лекарство привезла", — говорит Надежда Константиновна. И показывает на корзину: лицо серьезное, как у доктора, а в глазах смешинки дрожат. Я поднял корзину — ого, какая тяжелая! Раскрыл, а там набор ювелирных инструментов. "Вы теперь главный ювелир на весь Минусинский уезд", — говорит Владимир Ильич. Что правда, то правда. У местных богатеев работенка найдется, и в церкви тоже. Первое, что я сделал, — это обручальные кольца для Владимира Ильича и Надежды Константиновны. Правда, не золотые, а из медных пятаков. И началась у меня новая жизнь. Владимир Ильич не отгородился. Наоборот. Я стал чаще бывать у них. По вечерам собирались за чайным столом. И разговоры, и шарады, и песни, и танцы. А какая певунья Надежда Константиновна была! Сколько песен знала! Насмешница была.
— Да вы выпейте кофе, — приглашала Эльса, но Ирина благодарила кивком головы. Она была вся там, в Шушенском, и ясно представляла себе молодых, веселых и заряженных большой идеей и большой любовью Надежду Константиновну и Владимира Ильича.
— У вас не сохранилось каких-либо реликвий, ну подарков или записок, или каких-то ваших личных вещей из Шушенского? — спросила Ирина.
Кое-что есть, — загадочно отвечал Оскар Александрович. — Только на чердаке в опилках спрятаны. Как-нибудь докопаюсь, покажу.
Ирина загорелась:
— А нельзя ли сейчас?
— Да там опилок у меня насыпано с полметра толщиной, и запамятовал я, где чего у меня спрятано.
— Пойдемте вместе, Оскар Александрович. Я все опилки своими руками перекопаю. Доверьте мне, я аккуратно все сделаю.
Старик сдался.
По крутой лесенке забрались наверх. Июльское солнце накалило железную крышу, на чердаке было невыносимо жарко и душно. Коричневый настил опилок покрывал весь чердак.
— Что искать? — спросила Ирина, горя нетерпением.
— Сверточки, небольшие. Вы возле дымохода поройтесь — кажется, там что-то упрятано, а я в тот дальний угол пойду. Там осиное гнездо. — В углу чердака прилепилось овальное серое гнездо.
Ирина пересыпала руками горячие опилки, сдувая с губ капли пота. Ее белые туфли и белая юбка пожелтели от пыли.
