Достаточно неожиданна краткость свидетельств, исходящих от православных греков. Причина, по-видимому, в том, что многие видные византийцы были убиты при разорении Города или, возможно, испытали слишком сильное потрясение, подобно Георгию Сфрандзи, и не могли останавливаться на деталях. Христианская версия событий, таким образом, исходит в основном от итальянцев и греков-униатов, в высшей степени неприязненно отзывавшихся о православных защитниках Города.
Вследствие всего вышеперечисленного история падения Константинополя продолжает таить в себе немало загадок, которые, по-видимому, никогда не удастся разрешить. Каким образом турки перемещали собственные суда, остается предметом острых дискуссий среди турецких историков. Продолжает волновать и тайна смерти Константина — каждая из конкурирующих версий имеет своих сторонников. Конечно, и сам Константин до сих пор предстает туманной фигурой по сравнению с нетерпеливым, неугомонным Мехмедом, поистине, как казалось, вездесущим во время осады.
Моя цель состоит в том, чтобы, несмотря на все эти трудности и противоречия, заново рассказывая историю падения Константинополя, создать надежную версию основных событий — настолько близкую к истине, насколько это в моих силах. Я выбрал свой путь в море источников, временами непростой, пытаясь согласовать различные свидетельства и найти наиболее приемлемые толкования. Датировки, как известно, неопределенны, несмотря на дневник Барбаро, который вел повествование об осаде день за днем. В каждом рассказе события по-своему упорядочиваются и по-своему датируются, и многие, кто исследует данный сюжет, не согласятся со мной в достаточно широко представленных спорных вопросах. При внимательном чтении моей книги обнаружатся некоторые мелкие неясности в отношении последовательности событий. Я оставил без комментариев те свидетельства, которые трудно понять и согласовать с другими. Я решил в целом следовать той хронологии, которая представляется мне наиболее вероятной, и исключить из повествования по мере сил ненавистные мне слова «возможно», «вероятно», «может быть». В противном случае я утопил бы читателя в массе версий, изложенных в источниках и мало что добавляющих к общей динамике сюжета, контуры которого вполне ясны и четки. В то же время исходя из таких объективных фактов, как география, ландшафт, погода и время, я сделал собственные выводы, считая их правильными.
Своей второй задачей при написании книги я ставил попытку донести до читателей голоса людей. Поведать прежде всего слова, предрассудки, надежды и страхи участников событий и рассказать своего рода «историю историй», версии, которые они считали такими же истинными, как и подлинные факты. Их авторы чрезвычайно субъективны. Они почти столь же поразительны и загадочны, как и то, о чем повествуют. От некоторых из них, например, от Барбаро, не осталось ничего, кроме их сочинений. Другие — такие как Леонард Хиосский и Исидор Киевский — сыграли определенную роль в церковной истории своего времени. К числу наиболее очаровательных и загадочных рассказов относится повествование православного Нестора Искандера, русского по национальности, прибывшего под Константинополь, по-видимому, в качестве воина турецкой армии. Можно полагать, что он проник в Город в начале осады. Нестор Искандер стал очевидцем и участником ряда событий — в частности, он ярко описывает обстрел Константинополя и происходившее на стенах — и выжил в ходе османских расправ, возможно, облачившись в иноческое платье и скрывшись в монастыре. В его загадочном рассказе, зачастую представляющем собой фантастическую смесь легенд, слухов и свидетельств из первых рук, так перепутаны датировка и последовательность событий, что многие авторы склонны отбрасывать его целиком, но он содержит массу вызывающих доверие подробностей: сообщает уникальные сведения о борьбе на стенах и выносе тел — работе, в которой он, видимо, сам участвовал. Почти единственный из источников, Нестор Искандер приводит данные о том, что греки действительно сражались, например об инциденте, приведшем к гибели Рангави. Венецианцы и генуэзцы представляют дело так, что почти все делали одни только итальянцы, а греческое население изображают в лучшем случае пассивным, а в худшем — из-за религиозных различий — вероломным, корыстолюбивым и трусливым.
