Наступило устойчивое тепло, давно посадили на огородинах картофельные шкурки и что-то еще, есть свободное время, а идти никуда не хочется. Да и ослабели мы все — и дома, и друзья, порой кружилась голова. Сижу во дворе на солнышке, выходит из дома бабуся и садится рядом.
— Петрусю, щось хочу в тебе спитать. Чого ти такий сумний? Щось трапилось?
— Та нi, нiчого не трапилось.
— А щось таки є. Чи не на роботi?
— I на роботi нiчого не трапилось.
— Може посварився з дiвчиною?
— Та нi.
— А щось же є, я бачу. Щось iз тобою коїться. Ти менi скажи.
— Робота не до вподоби, а з такою роботою що ж то за життя! А яка до вподоби — хто його зна.
— А ти пiди туди, де вчать на архiтектора — може воно тобi i до вподоби стане.
— Чого ти так думаєш?
— А що ж тут думати! Я ж бачу. Скiльки тут живеш — малюєш вулицi та будинки. А скiльки вулиць iз цегли будував! Мабуть i тепер будував би, тiльки соромишся.
— Та нiхто вулиць не проектує i не будує, тiльки окремi будинки... — И запнулся: а на ХТЗ, а в Челябинске? Конечно, и на других стройках. Правда, улицы, как дома, — одинаковые и некрасивые, но кто-то же их проектировал! Бабуся своє:
— А ти пiди. Подивись, поспитай, може тобi i сподобається.
— Добре, бабусю, пiду.
Харьковчан впервые отправляли на сельскохозяйственные работы. Попали и мы с Птицоидой на прополку сахарной свеклы. Везли нас в рабочем поезде. Проехали Золочев, встали на станции Одноробiвка и долго шли на восток, удивлялись: бескрайние поля и поля, не видно ни села, ни речки, ни леса. Выехали мы внезапно, и до отъезда я успел только узнать, что архитектурный факультет — в художественном институте.
От зари до зари шли в один длинный ряд, пололи и пели. Тогда появилась песня с такими словами: «Сотня юных бойцов из буденовских войск на разведку в поля поскакала». Птицоида, переставив ударение в моей фамилии на последний слог, а за ним и все другие, пели эту песню так: «Сотня юных бойцов, в том числе Горелов, на разведку в поля поскакала». Вблизи от нас работала небольшая группа колхозниц. Они пололи лучше нас и пели лучше нас, и, когда пели, мы замолкали и слушали. Пели они украинские давно известные народные и ставшие народными песни, но одну из них никто из нас раньше не слышал, а я никогда не слышал ее и после. Помню мотив и содержание: возвращается в село парубок, идет проведать свою дивчину и спрашивает о ней у ее матери. Слов этой песни не помню, кроме ответа матери, которым песня заканчивается: «Дочка в хатi на кроватi, iди та й дивися». Кто-то из пожилых сотрудников после того, как мы прослушали эту песню в очередной раз, сказал:
— Ось так, мабуть, i народжуються такi пiснi вiд лиха народного.
Когда возвращались в Харьков, мы с Птицоидой в одном из пристанционных домиков купили молока, и с наслаждением выпили не меньше, чем по литру — молока давно не видели.
Дома Лиза говорит мне потихоньку:
— А я за тебя заплатила штраф — десять рублей.
— Спасибо. Но за что?
Там написано — за хулиганство. Что же ты натворил? Только теперь я рассказал, как ушел из редакции и передал отцу привет от начальника милиции. Отец засмеялся и сказал:
— Долго почта ехала.
А я подумал: знай этот прейскурант — накостылял бы рублей на пятьдесят. В Художественном институте — выставка студенческих работ и архитектурного факультета тоже: проекты различных зданий, все — современной архитектуры, все — оригинальные, и такое впечатление, что каждый автор старался превзойти других в оригинальности. Занятно и уж куда интересней моей электротехники. Прислушиваясь к разговорам, узнал, что архитектурный факультет есть еще в строительном институте, а в прошлом году открылся и в коммунальном. Спросил, где они находятся, и оказалось, что коммунальный — недалеко, на Губернаторской, теперь улица Революции.
У входа в институт коммунального хозяйства — большой щит с объявлением о приеме на первый курс. Читаю:
Градостроительный факультет. Готовит архитекторов-градостроителей.
Инженерно-экономический факультет. Готовит инженеров-экономистов в области градостроения.
Так захватило дух, что пришлось немного погулять возле института. Но какой маленький институт — всего два факультета. В широком безлюдном коридоре — выставка рисунков, есть очень хорошие, больше — натюрморты, немного пейзажей. Возле меня останавливается пожилой человек, обращающий на себя внимание тонким интеллигентным лицом, пристальным взглядом, хорошим светло-серым костюмом и негорящей курительной трубкой в руке.
