— Ну, и какая у меня, по-вашему, профессия?
Если мы угадали, нам, продолжая улыбаться, отвечали — «правильно». Если не угадали, — мало кто называл свою профессию, в большинстве случаев мы слышали сердитый ответ «не угадали», и ответивший это спешил уйти.
— Интересно, почему он не хочет сказать какая у него профессия? — как-то спросил Пекса. — Стыдится ее, что ли?
— Может быть, просто ее не любит, — сказал Токочка. — И вспоминать ее не хочет.
— Если так, — сказал Изъян, то выходит, что большинство не любит свою работу.
— Это очень правдоподобно, — сказал Птицоида. — По-моему, мало кому удается найти свое призвание, это не так просто.
— Дело не только в этом, — сказал Токочка снова. — Очень многим надо как-нибудь на жизнь зарабатывать, вот и берутся за первое попавшееся дело. Тут уж не до поисков призвания.
— А ты, — спросил я Птицоиду, — нашел свое призвание?
— Думаю, что нашел: техника, люблю это дело. А вот о тебе, как мне кажется, не скажешь, что техника — твое призвание.
— А какое мое призвание?
— Ну, я не знаю... Может быть литература или что-нибудь такое из гуманитарных наук.
— Это я уже и сам чувствую.
— Тогда зачем ты учишься в нашей профшколе? — спросил Изъян.
— А я не знаю своего призвания, да и есть ли оно у меня — тоже не знаю.
— А я почти убежден, — сказал Птицоида, – что призвание к чему-нибудь есть у всех. Вопрос в том, чтобы его нащупать.
Легче всего нам было определить социальное положение: рабочий, служащий, кустарь, крестьянин. Постепенно научились отличать чернорабочих от рабочих квалифицированных, потом среди квалифицированных рабочих стали выделять металлистов и строителей, а среди служащих — учителей, врачей и инженеров, потом среди учителей — преподавателей литературы, а среди врачей — детских. Распознавали дворников, парикмахеров, портных, торговцев, а особенно — торговок. И все же профессии большинства людей даже не пытались угадывать и лишь вылавливали взглядом таких, на которых, как нам казалось, лежит ее отпечаток. Что профессия накладывает отпечаток, в этом мы не сомневались. А вот какая профессия — какой отпечаток? Несколько раз обсуждали эту тему, но одолеть ее не смогли. Теперь же, когда пишу об этом, понимаю, как наивно пытаться одним махом решить такой сложный вопрос. Не знаю как в других странах, но теперь у нас по внешним признакам угадать специальность, за редким исключением, невозможно. Причин несколько. И то, что обязательное среднее образование, одинаковое для всех, накладывает отпечаток не меньший, чем профессия. И то, что десятилетиями нас всеми средствами пытались подогнать под требуемый стандарт. И если на личностях огромного количества специалистов низкой квалификации при их равнодушии к своему делу что-нибудь и отражается, то только не профессия. А впрочем, — кто знает! Не исключено, что и эти мои соображения столь же наивны.
Собрались в клуб на лекцию о любви и дружбе, но я чем-то был занят и не пошел, на другое утро впервые чуть не опоздал на занятия, вошел в аудиторию одновременно с преподавателем и сел на свое место рядом с Таней. Разговаривать нельзя, и я пишу на листке бумаги: «Лекция интересная?» Таня пишет: «Страшная гадость. Тебе повезло, что ты не был». С удивлением поворачиваюсь к ней. Таня пишет: «Закрой рот и повернись к преподавателю». Перемена. На мой вопрос ребята хмурятся.
— Не хочется и рассказывать, — говорит Птицоида. — Мы не дослушали и ушли. Один Изъян остался.
— Как же! Жалко денег за билет, — говорит Пекса. — Надо досидеть до конца.
— Да не жалко денег! — вспыхивает Изъян. — Не в этом дело.
— Увлекся содержанием, — говорит Токочка. — Не оттащишь.
— Да не увлекся я содержанием!
— Чего же ты сидел? — спрашивает Таня.
— Приятно было слушать, — говорит Токочка.
— Слушай, я тебя сейчас стукну!
— Так чего же ты сидел? — спрашивает Таня.
— Новая точка зрения. Хотел в ней до конца разобраться.
— Разобрался? — спрашиваю я.
— Кажется, разобрался.
— Ну, и что?
— Для себя я ее не приемлю, но для других она, возможно, и подходит.
— А кто эти другие? — спрашивает Птицоида.
— Те, кто в зале. Вы же слышали возгласы одобрения: «Верно!»... «Правильно!»...
