– Не знаю как наверху, там, возможно, многие в сговоре со Сталиным, — ответил Федя, — а внизу многие верят.
— Как бы не так! — возразил Кучеров. — Это те, кого раскулачивали, кто умирал от голода, кто сейчас в лагерях — это они верят?
— Этих, считай, уже нет. Но многие из живых верят. Да и как не верить? Масса малограмотных, политически неразвитых, а тут — беспрерывное оболванивание, наверное, не хуже, чем у Геббельса. А у людей сохранилась потребность в вере. Иначе — как жить? Бога отменили, а веру не отменишь. Вот и верят в Сталина.
— А ты во что-нибудь веришь? — спросил Горик.
— Я верю, что как веревочке не виться, а конец будет, другой вопрос — доживем ли мы до конца веревочки? Ты-то, наверное, доживешь. А ты во что-нибудь веришь?
— Да в то же, что и ты, — больше не во что.
— А чего это ты вдруг стал курить? — спросила Лиза.
— Поработаешь с трупами — поневоле закуришь.
— Это верно, — сказал Кучеров. — Большинство врачей начали курить еще в анатомичке. Если кто и не курит — значит, потом бросил.
— И девушки курят? — спросила Нина.
— Многие курят, но не все, — ответил Горик.
— Вот видишь — не все же курят, — сказала Лиза.
— А я не девушка, — ответил Горик, и все засмеялись.
— А я считаю, — сказала Клава, — что подавляющее большинство вообще не думает ни о политике, ни о Сталине, даже не ставит перед собой таких вопросов. Они заняты одним — как свести концы с концами.
— Это, пожалуй, верно, — сказал Сережа. — Мы ведь тоже говорим об этом только когда встречаемся, да и то не всегда. Не до того — крутишься, крутишься с утра до вечера...
— А я уверена, — сказала Надежда Павловна, — что многие, может быть даже и большинство, только притворяются, что верят.
И это верно, — ответила Клава, — только я не уверена, что таких большинство. Но притворяются по-разному. Одни, — люди порядочные, — не делают подлостей, избегают участвовать в славословии и, вообще, помалкивают, вроде бы они лояльны и ничего не осуждают — в этом и заключается их притворство.
– Так оно и есть, — со вздохом сказал Кучеров.
— К сожалению, это не гарантирует от ареста.
— А разве что-нибудь гарантирует? — спросил Сережа.
— Да ничто не гарантирует! Я не об этом. Другие делают на своем притворстве карьеру: громче всех восхваляют великого кормчего, раньше всех бросаются выполнять его предначертания, какие бы они ни были, и готовы на все — на доносы, на работу в карательных органах, на любую подлость, и быстро продвигаются по службе.
— Откуда ты все это знаешь? — спросила Лиза.
— Даже не знаю, как ответить на твой вопрос. Анализирую. Вы заметили, как сейчас меняют начальство от мала до велика? Нетрудно понять, каким требованиям должно отвечать новое.
— Что верно, то верно, — сказал Федя.
— Конечно, среди них есть искренне верящие Сталину. Для этого тоже надо обладать определенными качествами.
Я внимательно слушал Клаву и заметил, как в этом месте ее речи кто улыбнулся, кто усмехнулся, и я тоже невольно усмехнулся.
— Что ожидает тех из них, кто прозреет? — продолжала Клава. — Кто погибнет, кто станет притворяться и делать карьеру. Я вот что хочу сказать: эра идейных коммунистов окончилась. Пусть большинство из них были малограмотны, плохо разбирались в делах, которыми руководили, но они имели убеждения и за них боролись как могли. Наступает эра беспринципных карьеристов. Судите сами: какими качествами надо обладать, чтобы сейчас, — я подчеркиваю: именно сейчас, — вступать в партию? А ведь вступают. К власти приходят мразь и ничтожество. А самое страшное во всем этом — какие моральные качества внедряют в общество? Если так пойдет и дальше, будет такое падение нравственности, что, боюсь, потребуется смена поколений, чтобы восстановить утраченные человеческие качества.
— Ох, Клава, тебя даже страшно слушать, — сказала Лиза.
— Думаю, что твои опасения преувеличены, — сказал Сережа. — В народе веками вырабатывались моральные качества — их не так-то просто одолеть.
— С ними сейчас, Сережа, не то что борются — их выкорчевывают, не стесняясь в средствах, — ответил Федя.
Стало тихо.
— Читаю газеты и удивляюсь, — сказал Михаил Сергеевич. — Пишут о том, что творится в Германии: такие же, как у нас, аресты, доносы, пытки под патефоны, концлагеря...
