— Не могу найти, где я ошибся. Он внимательно проверил и стал краснеть.
— Ошибки у вас нет. Не могу понять, как журнал мог это напечатать. Я сидел по другую сторону стола, молчал и думал: а печатал ли это журнал?
Матрикул при вас? Я пощупал карман: зачетная книжка здесь, я забыл ее вынуть после экзамена. Он поставил пятерку, расписался и сказал:
— На экзамен можете не приходить. — И, придерживая матрикул, спросил: – Могу ли я рассчитывать на вашу скромность?
— Конечно, — сказал я, он отпустил матрикул, и я поехал готовиться к следующему экзамену. Горик прав: перерывов в подготовке лучше не устраивать.
Все преподаватели — новые, за исключением Стеценко, читавшего политэкономию уже в звании профессора. Изучения первоисточников теперь он не требовал. Известная формула Маркса «Дэ большое плюс дэ маленькое» по-украински звучит так: «Ге велике плюс ге маленьке», и наш соученик Женя Гурченко использовал эту формулу в качестве ругательства, оно быстро распространилось и стало популярным. На экзамене, когда я подошел к Стеценко за карточкой с вопросами, он пригласил меня сесть, поставил пятерку и сказал:
— Пробачте, що я не здогадався звiльнити вас вiд моїх лекцiй. Слухати їх тричi, мабуть, занадто.
Лекции по истории искусств и архитектуры сопровождались демонстрацией на экране выдающихся или характерных для изучаемой эпохи произведений. Содержание произведений изобразительного искусства, главным образом — из античной мифологии и Библии, большинству не понятны. Помню закон Божий, и мне понятны сюжеты из Старого и Нового завета, но не из античной мифологии — я ее не знаю. Высказал досаду по этому поводу сидевшему рядом соученику и услышал:
— Да какая тебе разница! Не в этом дело.
Не зная содержания, трудно судить, как художник справился со своей задачей, и я безуспешно искал хоть какую-нибудь литературу: не было ее ни в продаже, ни в библиотеках, ни у наших знакомых. Галя и Сережа кое-какие сюжеты растолковали, но это не выход из положения. Сережа сказал:
— Уж не отнесли ли античную мифологию к религиозному дурману? У нас все может быть, дураков хватает.
Галя посоветовала пойти в Короленковскую библиотеку, но выручил преподаватель, такой же молодой как физик и математик. Я обратился к нему с просьбой, чтобы, демонстрируя произведения художников и скульпторов, он, хотя бы вкратце, сообщал их содержание.
— Вы знаете, если я буду рассказывать содержание каждого произведения, не хватит никакого времени. Содержание надо знать самим и для этого читать... соответствующую литературу.
— А ее нигде нет.
— Да, достать ее трудно. Интересно, — вы первый обратились с такой просьбой, а ведь, наверное, другим тоже непонятно содержание многих вещей. Ну, раз вы этим интересуетесь, зайдите ко мне домой. По мифологии я кое-что подберу. Что касается Библии... — Он развел руками.
— Библия мне не нужна. Я в детстве учил закон Божий и помню его содержание.
— Вот и хорошо. Попрошу иметь в виду — я не могу всех обеспечить литературой, и не надо никому говорить о том, что вы брали у меня книгу.
Он дал мне небольшую книжечку со штампиком «Библиотека Н.П. Губенко» и похвастался другой — роскошным дореволюционным изданием. Выражаясь современным языком, я обалдел, когда увидел рядом с его штампиком другой, давно знакомый, зачеркнутый: «Библиотека Н. Кропилина».
— Какая книга! Откуда она у вас?
— Из букинистического магазина — других источников нет.
Признаюсь, мне стало больно: книга могла быть моя, притом бесплатно. Видел у него и Библию.
Лекции он читал два года, экзамены — в конце курса, а до этого мы сдавали зачеты: надо было срисовать памятник архитектуры эпохи, с которой мы ознакомились, объяснить, почему выбран именно этот памятник и чем он характерен для эпохи. Такие зачеты хорошо закрепляли знания и приучали к самостоятельному анализу, книг по истории архитектуры с хорошими иллюстрациями в институтской библиотеке было достаточно. Но до чего сильна детская память: большую часть Закона Божьего помню до сих пор, античную мифологию давно забыл.
Изучение ордеров заканчивалось нашим первым проектом: павильон в ордере по своему выбору. Человек пять кончили проекты на нашей веранде, среди них только что поженившиеся Сережа Короблин и Зина Уманская. Он — сын священника, она — дочь раввина, и это как будто подтверждало, что теперь дети действительно не отвечают за своих родителей. Сережа помогал Зине и на прямоугольный в плане павильон посадил круглый купол. Занятые срочным окончанием своих проектов, мы не сразу заметили эту нелепость, а когда заметили — было поздно: надо было спешить в институт на выставку. Зинин проект вызвал веселое оживление. Не помню, какую оценку ей поставили, но ей не давался рисунок, и со второго курса она — на экономическом факультете.
