Мегрэ стоял у окна и смотрел на черную ленту канала, на левой стороне которого поезд узкоколейки по-прежнему возил грунт и камни.
Небо было серое, над землей нависли темные рваные тучи, но дождь еще не пошел.
— И что дальше?
— В общем, это все. В пятницу Мэри Лэмпсон, кажется, приезжала в Париж и встретилась в «Куполе» с нашими двумя девицами. Она отдала им свое ожерелье.
— Вот как? Ничего себе подарочек!
— Она поручила им продать ожерелье и оставить ей половину суммы. Сказала, что муж не дает ей денег.
Оклеен был номер желтыми обоями в цветочек. Эмалированный таз вносил в общий фон мертвенно-бледную ноту.
Мегрэ видел, как в кафе торопливо зашел смотритель шлюза в сопровождении какого-то речника и его коновода.
Они выпили у стойки по стопке рома.
— Это все, что мне удалось из них вытянуть! — закончил Люкас. — Я расстался с ними в два ночи, поручив инспектору Дюфуру следить за ними. Потом, согласно инструкции, пошел в префектуру навести справки по картотеке. Я нашел карточку Вилли Марко, высланного четыре года назад из Монако за не слишком честную игру. В прошлом году его задержали в Ницце по жалобе какой-то американки, у которой пропали драгоценности. Но потом жалобу, неизвестно по какой причине, взяли обратно, а Марко оставили на свободе. Вы думаете, сейчас он тоже причастен?
— Я ничего не думаю и могу поклясться, что говорю с вами искренне. Не забывайте, что преступление совершено в воскресенье, после десяти вечера, когда «Южный Крест» стоял на причале у Ла-Ферте-су-Жуар…
— А что вы скажете о полковнике?
Мегрэ пожал плечами и указал на Владимира, который только что выскочил из переднего люка и направился к кафе «Флотское» в неизменных белых брюках, свитере, туфлях на веревочной подошве и надвинутом на ухо американском берете.
— Месье Мегрэ просят к телефону, — крикнула подошедшая к двери рыжая девица.
— Спуститесь вместе со мной, старина, — попросил Мегрэ.
Аппарат находился в коридоре, рядом с вешалкой.
— Алло!.. Это Мо?.. Что вы говорите?.. Да, «Провидение»… Ее грузили весь день, в четверг, в Мо?.. Отвалила в пятницу, в три часа ночи? Больше никаких… «Эко-3». Это баржа-цистерна, не так ли?.. В пятницу вечером в Мо… Отправилась дальше в субботу утром… Благодарю, комиссар… Да, допросите на всякий случай… Да, по прежнему адресу.
Люкас слушал разговор, не понимая его смысла. Не успел Мегрэ открыть рот, чтобы объяснить, как в дверях показался приехавший на велосипеде полицейский.
— Сообщение из отдела идентификации. Срочное!
Сапоги и брюки полицейского были в грязи.
— Пойдите немного просушитесь и выпейте за мое здоровье грогу, — посоветовал Мегрэ.
Он распечатал конверт и вполголоса прочел:
Результаты первых анализов по делу в Дизи: в волосах потерпевшей обнаружены следы смолы и рыжий конский волос.
Пятна на платье — керосиновые.
Желудок содержит красное вино и консервированную говядину, продаваемую в лавках под названием «Corned beef»[2].
— Ничего себе улики! Восемь лошадей из каждого десятка — рыжей масти, — вздохнул Мегрэ.
Владимир вошел в кафе и справился, где поблизости можно купить еды. Ему давали советы одновременно трое, включая полицейского, прибывшего на велосипеде из Эперне, который под конец направился в сопровождении русского к каменному мосту.
А Мегрэ вместе с Люкасом пошли к конюшне, где со вчерашнего вечера, кроме серой лошади, принадлежавшей хозяину, стояла еще только больная кобыла, которую собирались забить.
— Здесь она не могла выпачкаться в смоле, — заметил комиссар.
Он дважды прошел расстояние от канала до конюшни, огибая здание.
— Вы не продаете смолу? — спросил Мегрэ, увидев хозяина, который толкал тачку, полную картофеля.[3]
— Это не совсем смола. Мы называем это норвежским дегтем. Им покрывают деревянные баржи выше ватерлинии. Для нижней части используют газовый деготь — он значительно дешевле.
— У вас он есть?
— В лавке всегда имеется в запасе десятка два бидонов.
Но он не продается. Речники будут красить свои баржи, когда появится солнце.
— А «Эко-3» — деревянная баржа?
— Железная, как большинство моторных судов.
— А «Провидение»?
— Из дерева. Вы уже что-нибудь выяснили?