— А где я должна быть?
Адъютант, расторопный парень, вскипятив чаю, налил горячего в кружку, протянул ей.
— Тогда объясни, — теперь уже строго сказал Валдайский.
Она выпила чаю; наверное, ей стало легче, отставила кружку.
— А что объяснять? У нас там на высотке был наблюдательный пункт. У меня взвод артразведки.
— Ничего себе! Вы чьи?
— Корпусная артразведка.
— Это вас немцы днем с высотки выбили?
— Если бы не этот паразит старшой — не выбили бы. Ему очень жить хотелось. Оставил нас одних…
— Кто там был еще?
— Наш начальник разведки. Селезень, капитан. Он лежит на склоне, его видно.
— Почему ты не ушла?
Тогда она вскинула голову, посмотрела на него так, что ему сделалось не по себе, ответила:
— Я хочу его похоронить.
Ему больше не надо было объяснять, он понял все; еще не видя этой высотки, только зная по карте, где она находится, представил, что это значит. Немцы наверняка заняли там прочную оборону, каждое движение по снегу будет ими замечено, а она хочет выволочить с нейтралки труп… Может быть, немцы уже сами к нему добрались.
— Ну что ж, — вздохнул Валдайский, — пошли, покажешь…
Они шли не очень долго — где по траншеям, где вылезали из них и ползли по-пластунски. Передний край жил обычной ночной жизнью: лениво постреливали, время от времени поднималась ракета, озаряя пространство блеклым светом. Петр Сергеевич про себя отмечал: все-таки они аккуратно провели замену батальона, немцы, видимо, ничего не уловили. Так добрались они до землянки комроты Германова. Капитан был невысок, кряжист, с пышными лихими усами, быстроглазый.
— Высотку просматриваешь? — спросил у него Валдайский.
— Плохо.
— Дашь ракеты. Откуда лучше? — спросил он у Веры.
Та указала на пулеметное гнездо, приподнятое над траншеей.
Ракета высветила склон высотки, до него было метров четыреста. Петр успел различить на снегу три трупа, попросил еще раз дать ракету, спросил Веру:
— Который?
— Самый верхний, у куста справа.
— Почему он там застрял?
— Нас прикрывал, — ответила она и чуть не скрипнула зубами. — Если бы эта сволочь старшой кинул нам хотя бы взвод, мы бы там зацепились.
— Ну а что нужно было твоему Селезню?
— За мной пришел.
— Не мог никого послать?
— Не мог.
Валдайский уловил в ее ответе вызов, понял: тут не так просто, на войне какие только отношения не завязываются, и еще он понял — надо этого Селезня вытаскивать с высотки да побыстрее, пока не начало светать. Он понимал, чем это грозило ему: только что новая дивизия заняла оборону, немцы об этом ничего не ведают, стоит попасть к ним хоть одному раненому бойцу, и он, Валдайский, загремит под трибунал, разрешения ему на вылазку никто не давал.
— Из твоего взвода кто-нибудь остался?
— Двое, — ответила Вера Степановна. — Один ранен, а второй… Не потянет второй.
— Ясно, — кивнул он.
Теперь Валдайский твердо знал, что придется ползти самому: Германов в случае чего прикроет, но одному все же тяжело, нужно хоть два человека в помощь.
Они зашли в землянку к Германову, Петр снял трубку, позвонил в соседнюю роту, сказал:
— Через полчаса по команде Германова постреляйте у себя. Пошумите покрепче. Можно и минометы. Мне нужно, чтобы вы их отвлекли, пока я тут ковыряюсь… Все понятно?
Он опустил трубку, капитан Германов деловито спросил:
— Кого из солдат дать?
— Двоих попроворней.
И тогда сказала Скворцова:
— Я вас поведу. Я там каждую ложбинку знаю. Ну, что ты на меня таращишься? — прикрикнула она. — Я ведь тут все исползала. Ясно?
Она говорила зло, будто Валдайский ей пытался возражать, но он не стал с ней спорить, кивнул: мол, согласен.
А через полчаса они вчетвером уже ползли к высотке: едва спустились в небольшой овраг, как слева застучал пулемет, потом второй, разорвались мины, сразу же с немецкой стороны взвились ракеты, но свет их не достигал высотки. Скворцова проворно ползла вдоль низких кустов, торчащих из-под снега, он двигался за ней и думал: если даже все сойдет хорошо, ему держать ответ перед начальством за эту вот стрельбу; наверное, уже сейчас в его землянке зуммерит телефон от командира полка или начальника штаба, и они орут телефонисту: «Валдайского!.. Что у вас происходит?!», — а телефонист ни черта не знает, как не знают и другие. Он едва успевал за Верой, она ползла, петляя, как ящерица, и Валдайский слышал тяжелое дыхание солдат, старавшихся не отстать от них. Он уже различал труп Селезня, как сверху ударила автоматная очередь, колючий снег, взбитый пулями, оцарапал лоб. Скворцова лежала неподвижно, он подумал — ее задело, быстро подполз к ней; она смотрела на него, приложив палец ко рту, и Валдайский понял: дальше ползти не надо. В это время на вершине высотки разорвалась мина, потом вторая. «Молодец Германов, — подумал он, — вовремя сообразил». Комья мерзлой земли посыпались вниз, снова просвистела мина; тогда он рванулся вперед, потянул труп убитого на себя, его подхватили двое солдат…
