Реформа военной доктрины ОВД не сводилась к переходу от стратегии «наступательной обороны» к стратегии «оборонной обороны». В Советском Союзе военная мысль корпела над национальными изданиями последней в отсутствие выдвинутых за пределы своей территории рубежей. Размышлениями занятия не ограничивались, пишу это со знанием дела. Под запасную доктрину армейские строители возводили резервные командные пункты, посты наблюдения и управления, другие объекты. Надо ли удивляться, что на казармы, дома для офицеров, школы – на все, без чего вне службы человек чувствует себя неустроенным и обездоленным, – оставались крохи? А популисты искали пропавшие миллионы тонн цемента, составы арматуры и кирпича за заборами дюжины-другой генеральских дач.
Какая взаимосвязь, спросите вы, между сменой доктрин и германской проблемой? Не стану приглашать читателей разбираться, чем вызывались в сороковые – шестидесятые годы колебания в американской или британской европейской политике. Суфлирующая роль военных технологий при взвешивании политических решений и иногда при их принятии более или менее известна. Наша тема – вторая половина восьмидесятых годов с акцентом на советские подходы.
Публично и официально М. Горбачев долго и твердо держался канона: факт существования двух суверенных германских государств вобрал в себя специфику послевоенного мирового развития. Ныне слово за историей. На формулирование ее вердикта генеральный отводил пятьдесят – сто лет. Мои попытки показать, что ссылки просто на историю без уточнения временных рамок были бы вполне достаточными, генеральный оставлял без внимания. В общем, объяснимо: те, кто делает историю, и те, кто исследует подвиги ее творцов, руководствуются различными критериями, если даже умножают два на два.
Дело не свелось к диспутам, не доступным общественности. Осенью 1987 года я имел неосторожность дать интервью корреспонденту Второго немецкого телевидения Дирку Загеру. Речь шла о визите Эриха Хонеккера в ФРГ, выводе из Германии иностранных войск и Западном Берлине (см. приложение 15). Председатель Государственного совета ГДР горел желанием определить меня в инакомыслящие. Видимо, не случайно, что с этого момента все печатные материалы АПН подвергались в Республике двойной-тройной цензуре или напрочь изымались из оборота. Крамола мерещилась за каждым углом.
Положим, Хонеккеру было от чего волноваться. Обстановка в ГДР теряла обозримость. Но зачем, спрашивается, потребовалось Горбачеву и Шеварднадзе меня дезавуировать. И мало показалось им заверений посла В. И. Кочемасова в беседе с первыми лицами в Восточном Берлине: Кремль думает иначе, чем председатель правления АПН. Поручили А. Ф. Добрынину, тогда секретарю ЦК КПСС по международным делам, изречь то же самое на пресс-конференции в Бонне. Изрек, даже не удосужившись, как Добрынин признался мне позднее, ознакомиться, о чем мы с Загером вели речь.
Полемика, любая – внутренняя или внешняя, – оторванная от фактов и игнорирующая их, не просто ошибочна. Чаще всего она пагубна и преступна.
Непроясненными, с моей точки зрения, остаются вопросы: могла ли сопутствовавшая советско-американским договоренностям девальвация в глазах М. Горбачева ценности ГДР как военного союзника СССР не затронуть основы нашей долговременной политики в германских делах? Не существовало ли имманентной взаимосвязи между «доктриной М. Горбачева», провозглашенной, напомню, в конце 1988 года и сузившей советские обязательства держать сторону ГДР до маловероятного случая внешней агрессии классического типа, и эволюцией военной доктрины СССР, не исключавшей отказа от системы выдвинутых вперед рубежей? Предполагать, что председатель Совета обороны и он же генеральный секретарь запамятовал про эффект сообщающихся сосудов или закон сохранения вещества, было бы просто неприлично. Почти так же неприлично, как писать в XVII веке плохие картины в Голландии.
Погасить конфронтацию в США во что бы то ни стало. Если Э. Хонеккер не хочет подыгрывать, то… Пусть все летит в тартарары? Может быть. Или способствовать отстранению Э. Хонеккера от руководства? Никакого вмешательства во внутренние дела Республики. Вмешаться – значит обещать поддержку его преемнику. Поддержка – это новые расходы, а от себя оторвать больше нечего. Нет, чему быть, того не миновать. Сосредоточимся на американском направлении. У Вашингтона есть свои причины, сидя с Москвой в одной лодке, не задираться. Такими примерно были превалирующие настроения на советском олимпе в 1988–1989 годах. Если отбросить словесную шелуху и шпилерайен.
