Чуть позже — время было уже около полудня — племянница подала рабочим знак, чтобы следовали за ней. Старик даже не почувствовал, как они, все трое, на цыпочках вышли из комнаты. На улице женщина принялась громко жаловаться, что спасенья для них никакого нету и потому она не решается идти к старому барону. Недели подряд каждый день обивала она порог, даже не говоря об этом Дородану. Она испробовала все, чтобы увидеться со старым барином, но все тщетно. Слуги толкали ее в грудь и указывали ей на дорогу, видно, все они были научены и знали, зачем она явилась. О старом бароне Барбу она много не говорила, потому как не знала его. Сквозь рыдания она время от времени поминала его каменное сердце, и только.
Усевшись на самую нижнюю ступеньку лестницы, женщина не знала, куда ей податься и что ей делать. Идти было уже некуда, а сказать об этом старику она не решалась. В конце концов она попросила плотников поговорить по-хорошему со стариком. Плотник помоложе, осанистый, с огромными кулаками и густыми волосами, падавшими на лицо, тряхнул головой, глянул на товарища и проговорил:
— Сказать мы скажем — не велико дело. А вот как нам быть? Ведь нам велено заколотить дом.
Женщина долго смотрела на них, потом молча пожала плечами. Другой плотник, без двух пальцев на левой руке, отрубленных нечаянно топором, с трудом свернул цигарку, запалил ее и спросил:
— А там, куда его посылают, дома нет?
— И дом есть, и хозяйство, и корова, и денег сверх того дают, как я слышал! — отозвался молодой, который хотя и знал все это, но как-то не связывал одно с другим.
— Коли так, чего он противится и нам голову морочит?
— А я откуда знаю! Видно, досадить нам хочет! Честное слово, спятил старик!
Племянница почувствовала, что и плотники начинают постепенно злиться. Поверив, что в деревне Дородану будет лучше, чем здесь, они перестали его понимать, и жалость их к старику мало-помалу улетучилась.
— Пожил бы он, как мы живем, когда то беда, то нехватка, поглядели бы мы, как он запел. Хоть ты сдохни, хоть в лепешку разбейся, а живешь собака собакой, и ни один черт тебе не поможет! — возмутился беспалый. — Пойдем, скажем ему, чего нужно, да примемся за дело!
Он собрался было идти, но женщина встала ему поперек дороги.
— Я знаю, — заговорила она, — вас он тоже допек, только я вас прошу, обойдитесь вы с ним по-хорошему.
Плотники, не говоря ни слова, стали подниматься по лестнице, а женщина, схватившись руками за голову, побежала по улице прятаться к соседке.
Когда плотники вошли в комнату, Дородан молился. Он снял висевшую на гвозде икону успения божьей матери, осторожно положил к себе на кровать и теперь стоял перед нею на коленях, положив руки на покрывало. Закрыв глаза, он горячо и страстно молился. Его помутившемуся от горя воображению чудилось, что икона увеличилась и заняла всю его комнату. Постель Дородана преобразилась в ложе божьей матери. Одеяло на нем приподнялось, будто под ним лежала пресвятая дева, как это было изображено на иконе. На высокой засаленной подушке Дородана покоилась голова пречистой, окруженная нимбом, словно мягким солнечным сиянием. В глубине и по бокам, как и на иконе, стояли святые, а вокруг пламенели разноцветные клубы пара, чуть колышимые неощутимым дуновением. Наверху на крупных и старых лицах святых сияли, словно звезды, глаза. А он, нечестивый Иоаким Дородан, стоял на коленях, ожидая наказания за неведомую вину после сорока лет праведных трудов ради старого барона. Он, как злодей, изображаемый на иконах, спокойно ждал теперь, что руки ли его отсечет меч архангела, или провалится он в преисподнюю, то ли унесут его куда-нибудь, то ли еще что-нибудь случится…
Плотники, взглянув на Дородана, не стали его тревожить и, не говоря ни слова, приступили к работе. Приказано им было сперва забить досками окна. При первых ударах молотка, загонявшего длинный гвоздь в сосновую доску и стену дома, Дородан очнулся от своих видений. Судорожно, до боли вцепился он пальцами в покрывало. Чудо возмездия не свершилось, молотки непрерывно стучали, он открыл глаза и окончательно пришел в себя. От досок, приколоченных словно навек, в комнате было темно. Плотники, увлеченные работой, не обращали на старика никакого внимания. Дородан, видя, что на божий суд его не призывают, поднялся и, собрав свои последние силы, решил сопротивляться. На этот раз плотник помоложе прикрикнул на него:
