Конец века в Бухаресте - страница 188
— Кредиторы? И вам нужны были кредиторы?!
— Ведь планы были такие обширные…
— И подлые! — подхватил Урматеку. Голос его обрел прежнюю силу и напористость.
Усталость и печаль тенью легли на лицо молодого барона. Но слова Янку как бы подстегнули его, придали ему смелости. Та уверенность, которую он с детских лет ощущал, находясь рядом с Янку, опять вернулась к нему. Вновь всколыхнулась вера в спасительную дружбу, и Буби, на мгновение забыв свою гордость, решился выпалить скороговоркой то, что мучило его:
— Если я не сумею спасти те крохи, которые еще остались, я через три месяца окажусь нищим! Даже отцовские дома пойдут с молотка!
— До этого дело дошло? — испуганно переспросил Урматеку. — Чего же вы не послали за мной? Теперь, когда вас бросили совсем одного! Я все ждал.
— Я не решался! Думал, что ты ненавидишь меня, сам знаешь за что!
— Барон Барбу, ну как вам не стыдно толковать про всякий вздор! Ни одна женщина не достойна такой жертвы, а уж эта тем более!
Янку взял Буби за руки и привлек к своей груди.
— Завтра я возьмусь за дела! Вы меня принимаете? — спросил он.
— Дядя Янку, как мне тебя благодарить!
Слезы радости и признательности навернулись на глаза Буби. Запоздалая улыбка появилась у него на лице, и он по-дружески пожал руку Урматеку.
Было уже за полночь. Гости уходили один за другим. Удалился и счастливый молодой барон. Дом опустел, принялись гасить лампы. Урматеку оказался среди своих людей. Новобрачные отправились отдыхать. На следующий день они уезжали в далекое свадебное путешествие.
Янку на несколько минут отлучился: ему мешал фрак. Когда он вернулся в своем привычном костюме, он снова был оживленным, веселым, готовым продолжать попойку.
Грянула другая музыка, рекой потекло вино, посыпались бесконечные шутки. Илие Пупэзэ играл, вкладывая всю душу в свою скрипку. Фриц что-то пел по-немецки. Сестры Швайкерт танцевали, то одна, то другая. Старый Лефтер все чаще и чаще хлопал глазами. Уставшая кукоана Мица, опустившись на стул, улыбалась как во сне.
Только сейчас Янку смог как следует рассмотреть Тудору. Она ему понравилась. Женщина она была живая, умная, не прочь была и поразвлечься. Подозвав ее поближе, он осыпал ее любезностями, наклоняясь над ней и вдыхая запах ее волос. Вино и женщины всегда поднимали ему настроение, взывали к жизни, которая не желала умирать, не хотела отступать ни перед чем.
Сквозь открытые окна вместе с утренней свежестью проникал и рассеянный свет. На улице стали постепенно вырисовываться дома, в саду из сплошного ночного мрака начали проступать отдельные деревья… Янку веселился без удержу. Вдруг он вскочил и воскликнул:
— Встать! Кто там спит? Все за мной!
Сбежав по главной лестнице, Янку пересек двор, направляясь к линейке Фрица. Гости робко последовали за ним.
— Садитесь! Чего стоите! Желаю продолжить праздник так, как мы это умеем! Ведь Амелика один раз выходит замуж!
Обняв Тудору, которая оказалась с ним рядом, за талию, Янку подхватил ее и посадил на линейку.
— Садись!
Остальные тоже полезли на линейку.
Паулина Цехи издалека заметила, что Янку собирается уезжать. Ее любовь к Янку, которого она не видела целый день, толкала ее к нему, а сердце, жаждавшее радости, повелевало следовать за гостями, намеревавшимися продолжить праздник где-то неведомо где. Тяжело переступая ногами, она рванулась к линейке.
Паулина оказалась у подножки в тот миг, когда Янку намеревался сесть на облучок и взяться за вожжи. Ухватившийся руками за линейку Янку преградил дорогу Паулине. Та, осторожно коснувшись его руки, посмотрела умоляющими глазами, словно хотела сказать: «Возьми меня!» Урматеку взглянул на нее.
— Брысь, уродина! — рявкнул он и, оттолкнув Паулину локтем, громко захохотал и, ступив ногой на колесо, вскочил на облучок, расправил вожжи и тронул лошадей.
Щелкнув бичом, счастливый Янку направил экипаж в сторону Хэрэстрэу встречать восход солнца на берегу озера.
