Мы стояли под дверью на лестничной клетке, и я обзванивала по своему мобильнику все места, где могла бы сейчас оказаться Синякова, а Николай в это время пытался вызвонить Филонова, куда-то не вовремя запропастившегося. Так прошло около часа; наконец появились менты во главе с доблестным, но мрачным капитаном Сергей отвел его в сторону, пока опера вместе с Николаем тщательно обнюхивали дверь.
- Там какое-то шевеление, - доложил юный и белобрысый.
- Это кот Дорофей, редкостный подлюга, - пояснила я.
Капитан Филонов, при всем его пиетете передо мною, на этот раз предпочел меня не услышать.
- Действительно, какое-то движение там есть…
Они переглянулись с Николаем, как бы не замечая всех остальных, и было попятно, что опер опера всегда поймет, даже если один из этих оперов - бывший. Дальше все происходило, как в голливудских фильмах или в наших современных сериалах. Очевидно, для моих ушей была предназначена сакраментальная фраза:
- Возможно, кто-то за дверью нуждается в нашей помощи и не в состоянии отпереть замок. - Мне показалось даже, что капитан Филонов при этом подмигнул мне, произнося эти слова.
Двое его подчиненных налегли на дверь, но особых усилий и не потребовалось - она распахнулась сразу, и они по инерции влетели в прихожую. Тамара так и не поставила железную дверь, потому что, когда она наконец собралась это сделать, красть из квартиры было практически нечего - дружки ее племянницы в несколько приемов вынесли все цепное. Когда она в последний раз была в командировке, хлипкую дверь просто взломали, а те замки, которые она поставила взамен, не оправдали своего назначения.
Я вошла последней, но зато первая нашла выключатель и зажгла свет сразу же после того, как Дорофей со злобным шипением умчался на кухню, налетев по дороге на худосочного мента с такой силой, что тот пошатнулся. Кот явно не нуждался в нашей помощи. Нуждалась ли в помощи другая живая, вернее, полуживая душа, которую мы обнаружили в квартире - Таисия, - еще было неясно. Мы нашли ее на полу в ее комнате. Она лежала на ковре, свернувшись калачиком; у психиатров это называется утробной позой.
Рядом валялся шприц. Это была явная передозировка, и я не удивилась, что разбудить ее не удалось, хоть пульс и прощупывался. Я ощущала себя абсолютно беспомощной и молила бога, чтобы она не скончалась до приезда «Скорой». По счастью, медики приехали быстро и увезли Таю в реанимацию, пока она еще дышала.
Филонов всех нас выгнал на кухню, где я нашла у Тамары в шкафу банку какого-то скверного растворимого кофе и приготовила бурду, у которой было единственное достоинство - она была горячей. При синяковских заработках кофе мог быть и получше! В квартире уже вовсю распоряжались криминалисты: снимали отпечатки пальцев, фотографировали, - а хозяйка все не появлялась. Наконец пробило двенадцать, когда она явилась, нарядная и по-восточному пряно-приторно благоухающая, в сопровождении седовласого, ухоженного и немного пузатого джентльмена. Оказывается, в кои-то веки она выкроила время для занятий личной жизнью - и как это оказалось некстати! Джентльмена, ее давнего поклонника Арсения Петровича, гения и телекритика, она быстренько сплавила, а сама туг же села в милицейскую машину и отправилась в больницу.
Дальнейшие события разворачивались уже на следующий день, так что мне удалось хорошенько выспаться. Может быть, я должна была сопровождать своего продюсера и провести вместе с ней в больнице тяжкие часы ожидания, но на это у меня уже не хватило сил, да и Марк бы меня не отпустил. Мы вернулись домой, к своему очагу и своей собаке, как обыкновенные граждане, не замешанные пи в какие детективные истории, которые все-таки чаще встречаются в книгах, нежели в жизни.
Ну почему у меня все наоборот? Я размышляла над этим все утро, пока выясняла, как обстоят дела и что мне теперь делать-даже на мой авантюрный вкус таинственных и трагических происшествий вокруг было с перебором.
Тамара всю ночь провела в клинике, на лестничной площадке перед входом в реанимацию, куда не пускали и где лежала Таисия, все еще между жизнью и смертью. Я подъехала туда к десяти, чувствуя себя обязанной морально поддержать Синякову. Та, в своем вечернем сверкающем платье, с размазанными по лицу остатками вчерашнего грима, выглядела ужасно еще и потому, что ее помято-праздничный наряд совершенно не сочетался с казенными, зелеными в потеках стенами и специфическим больничным запахом, Мне показалось, что она всю ночь так и провела, стоя у окна рядом с переполненной окурками пепельницей; чуть поодаль дежурил совсем молоденький тощий милиционер в форме, но по чью душу он тут находился, по ее ли, по Таину, или еще кого-то третьего - было непонятно.
