Но через два дня Эрвин вернулся и как ни в чем не бывало вышел на полеты.
— Куда ездил? — поинтересовался Карл.
— Предложили снова перейти на «юнкерс», только не на «восемьдесят шестой», на котором я летал, а на «восемьдесят восьмой». Этот самолет запустили в большую серию. В нашем флоте перевооружают на них две эскадры и одну формируют заново.
— Что ты им ответил?
— Я сказал, что счастлив летать на истребителях, тем более с таким командиром, как фон Риттен.
— Я у тебя серьезно спрашиваю…
— А я тебе серьезно говорю, что отказался.
— Спасибо, Эрвин. — И Карл крепко обнял приятеля.
— Обер-лейтенант, скажите, а что это за самолет «Юнкерс-88»? — заинтересовался Ганс Хенске, которому после Польской кампании вместе с Руди Шмидтом присвоили лейтенантское звание.
— Пикирующий бомбардировщик, но главное его преимущество — радиооборудование. Оно позволяет бомбить в любую погоду. Ну, зададим теперь мы французам и «томми»![38] — обрадовался Руди Шмидт. — Скорей бы в наступление! Надоело сидеть без дела.
Руди очень жалел, что слишком быстро закончилась Польская кампания и он не успел заслужить Железный крест.
4
4 марта 1940 года Гитлер собрал совещание высших чинов армии, флота и ВВС. Приглашенных доставили в «Вергхоф» — личную резиденцию фюрера, прозванную «логовом дракона». Отсюда, с вершины Баварских Альп, он управлял страной. Здесь «сверхчеловек» в одиночестве мечтал о мировом господстве, сожалея, что жизнь так коротка. Здесь рождались его планы, которые они, приглашенные, были обязаны претворять в действительность.
Огромный лифт бесшумно поднял гостей по шахте, прорубленной в отвесной скале, на высоту более ста метров. Сопровождающий — штандартенфюрер СС пригласил всех в чайный домик «Адлерхорста».[39] Это было массивное, приземистое сооружение из стекла и бетона, окруженное мраморной колоннадой.
Все подходы к «Орлиному гнезду» и к лифту прикрывались пулеметными гнездами, в которых круглосуточно дежурили наряды эсэсовцев.
Когда генералы уселись вокруг большого полированного стола, Геббельс пригласил фюрера. Собравшихся предупредили, что всякие записи и пометки делать запрещено. Слишком важные государственные тайны им придется услышать сегодня.
Открыв совещание, Гитлер предоставил слово рейхсмаршалу Герингу, уполномоченному по четырехлетнему плану.
Пространный доклад был пронизан оптимизмом. Подводя итоги сказанному, Геринг произнес, повернувшись к Гитлеру:
— В результате шестимесячной передышки, полученной после Польской кампании, Германия успешно справилась с задачами, намеченными фюрером в его директиве по четырехлетнему плану. Я счастлив, что немецкая армия, ВВС и флот полностью готовы к войне. К войне готова и германская экономика, которая за четыре года отладила свои производственные мощности для массового выпуска военной продукции. Хайль Гитлер!
Следующим выступал начальник штаба ОКБ (верховного командования вооруженных сил Германии) Кейтель. Этот генерал с подчеркнутой прусской выправкой был самым близким к Гитлеру человеком из всех военных, собравшихся в «Орлином гнезде». Именно ему фюрер доверял свои сокровенные мысли. Кейтель ознакомил собравшихся с планами весенне-летней кампании войны сорокового года.
Вторым (после Польши) этапом блицкрига намечалась операция «Учение Везер» — быстрый захват Дании и Норвегии, чтобы защитить северный фланг от высадки английских войск в Скандинавии и овладеть морскими и авиационными базами для нанесения ударов по английским морским коммуникациям. Оккупация Норвегии и Дании гарантировала сохранение поставок железной руды Швецией, Экономисты подсчитали, что без нее Германия задохнулась бы через год войны.
И третий этап — фландрская операция — захват Бельгии, Голландии и Северной Франции.
Последним на совещании выступил Гитлер:
— Англичанам и французам дорого обойдется их безделье. Приказываю с рассветом 26 марта начать проведение операции «Учение Везер». Объявления войны Дании и Норвегии не делать. — Гитлер взглянул на Риббентропа. — Вручите их правительствам ультиматум о капитуляции не раньше чем за три часа до того, как наши войска начнут вторжение. — Внезапно Гитлер повысил голос, перейдя почти на крик. Ему показалось, что Риббентропу не понравились его указания. — Если наши худосочные дипломаты думают, что можно вести политику так, как честный коммерсант ведет свое дело, уважая традиции и хорошие манеры, — это их дело. Я провожу политику насилия, используя все средства, не заботясь о нравственности и «кодексе чести»… В политике я не признаю никаких законов. Политика — такая игра, в которой допустимы все хитрости и правила.
