Жаркая битва кипела здесь, вероятно, не далее, как вчера. Тела воинов не успели подвергнуться разложению. Казалось, только свистни, нарушь могильную тишину — и встанут воины, и продолжат кровавую сечу…
— С одной стороны явно бились наемники, — Конан указал на положившего шестерых недругов воина. — А вот с другой… Странная на них одежда… и мечи у некоторых…
— Точно, — свистящим шепотом воскликнул гном, — мечи у них, как у той твари — загнуты не назад, а вперед!
— Интересно, кто же победил? — Конан в задумчивости поскреб подбородок. — И кто хозяин этого сумрачного края?
Хепат поерзал в седле верблюда, покашлял и, наконец, сказал:
— Смеркается… Мне бы не хотелось ночевать рядом с мертвецами… Может, поедем дальше, пока совсем не стемнело?
— Придется тебе унять свой страх, — усмехнулся Конан. — Заночуем неподалеку, а утром посмотрим следы. И, может, нанесем визит победителям.
Хепат поежился.
— В этом мире… Ну, куда мы попали… здесь все не так… жутковато мне тут…
— Ничего, друг мой, придется потерпеть, выбора-то у нас все равно нет. Утром посмотрим, куда приведут нас следы.
Отъехав от зловещего, усеянного трупами поля, друзья расседлали животных и сели ужинать.
— Мне что-то кусок в горло не идет, — жаловался гном, — жую-жую, а проглотить не могу… Будто кто-то сунул холодную, мертвую руку в горло и сжал в кулак…
— Да что с тобой?! — воскликнул Конан, — Опомнись! Мало ты видел мертвецов?!
— Не в мертвецах дело. Тут все не так. Это другая страна, другой мир… Жутко здесь.
— Ладно, давай спать, утром разберемся, — Конан привычно подложил под голову седло и завернулся в одеяло.
Хепат тоже лег, но сна не было. К чему-то прислушивался и сам себя ругал. Что тут можно услышать?! Только разве что воронье карканье… И вдруг он вспомнил — как раз ворон на поле и не было!
Вообще ни одной птицы. Более того — с тех пор, как потянулась эта серая равнина, птиц они не встречали. Мелкие зверьки — попадались. А птиц почему-то не было. Некоторое время Хепат размышлял об этом и незаметно стал погружаться в сон.
Во сне он стоял на краю поля и видел, как летят огромные стаи черных птиц, намереваясь попировать на трупах павших воинов. Кружатся, кричат, выпускают кривые когти. Затем вдруг, будто почуяв что-то неладное, резко взмывают вверх и торопливо улетают за горизонт.
«Будто почуяли засаду, — думает во сне Хепат. — Боятся, что схватят их мертвецы, сомнут жесткими, плохо сгибающимися, холодными пальцами… И станут вместе с перьями засовывать в рот… А они будут пищать… пронзительно и жалобно».
Резкий звук заставил проснуться. Хепат сел и прислушался. Стер пот со лба, успев удивиться, как же он так вспотел — ведь было довольно прохладно. Правда, как всегда — душно. Странное сочетание — прохлада и духота. Хепат сидел и слушал. Но ни единым звуком не нарушалась тревожная, чуткая тишина…
Немного успокоившись, гном снова лег, размышляя о том, почему же не проснулся Конан. Может, не было никакого звука? Может, это во сне?
И снова он стоял на краю поля. Только теперь шевелились трупы. Глухо ворчали, пытаясь поднять окровавленное оружие, тяжело поворачивали головы, стараясь увидеть мутными, потускневшими глазами противника. И с ужасом замечал гном, что некоторое воины уже смотрят прямо на него, и вспыхивают в мертвых глазах зловещие огоньки, и лязгают в гневе зубы:
«Зачем пришел ты смеяться над нашей бедой, над нашей смертью?!»
Со сдавленным криком вскинулся Хепат и уставился невидящим взором в темноту. Все никак не мог проснуться, все метилось ему, что таращатся на него мертвецы и скрежещут зубами, хотят дотянуться до него холодными руками, ухватить скрюченными пальцами…
И вновь какой-то звук раздался в ночи. Только на сей раз не короткий, а тягучий, заунывный, как вой одинокого волка. Оцепенев, слушал Хепат, последний гном из клана Вармина, этот странный и страшный вой, плывущий в ночи над полем, усеянным мертвецами.
На сей раз проснулся и Конан. Сел, прислушиваясь и качая головой.
— Это шакал пришел пировать… Нужно его отогнать, иначе их набежит целая стая, и мы больше не уснем.
Молча, в каком-то оцепенении наблюдал Хепат, как киммериец поднялся, опоясался мечом и скользнул в темноту, растворился, будто и не было его, будто сидел тут Хепат всю жизнь один, сидел и слушал тоскливый, наводящий ужас вой.
