В этот момент я осознал, насколько глубоки мои чувства к Джейн, ведь я сразу подумал о ней. Погрузившись в мечты, живо представлял, как мы будем жить в Лондоне, в каком-нибудь хорошем районе – например, в Хэмпстеде. Вот наша роскошная квартира с окнами во всю стену, через которые виднеются верхушки деревьев и панорама города. Мы вместе ходим в кино, танцуем в джаз-клубах и возвращаемся домой на последнем автобусе. При этом в моей фантазии все обычные социальные формальности были уже выполнены – предложение, помолвка, свадьба.
Я рассказал Джейн о предложении Мейтленда, и она была очень за меня рада.
– Замечательная новость, – сказала Джейн, сжав мою руку.
Я объяснил, какие перспективы сулит статус соавтора, и был разочарован, когда Джейн даже не подумала, что все это значит для нее. Очень некрасиво с моей стороны, ведь следовало бы восхититься, насколько неэгоистична моя возлюбленная.
В это же время в наших разговорах стала все чаще всплывать одна очень важная тема: объявить ли коллегам, что у нас серьезные отношения? Кроме Лиллиан, никто о нашем романе не знал, но, кажется, у пары медсестер были подозрения, что между нами что-то происходит. К счастью, девушки молчали. Мне уже надоело скрываться. Как только начнем встречаться открыто, все сразу станет проще. Но Джейн моего энтузиазма не разделяла. Боялась, что скажут другие сестры, и особенно сестра Дженкинс. Я не думал, что возникнут какие-то проблемы, но Джейн отказалась наотрез, а принуждать ее мне не хотелось. И только потом я с опозданием понял, что у Джейн могут быть другие причины быть осторожной, самые простые и очевидные. Моральный облик мужчины и женщины оценивают по разным стандартам, и не учитывать этого было бы по меньшей мере наивно. Если о наших отношениях станет известно, найдутся те, кто будет гадать, как и при каких обстоятельствах происходили наши свидания. «Шашни» на рабочем месте у многих вызовут неодобрение. А когда дело касается женщины, бедняжку мгновенно объявляют распущенной.
Между тем фантазии о совместной жизни в Лондоне становились все более настойчивыми. Я даже начал высчитывать, как скоро их можно будет осуществить. Работа над учебником займет год-два, потом надо дождаться публикации, а еще через полгода можно будет устроиться в солидное учреждение, где ведется научная работа.
Когда я обнимал Джейн и она прижималась к моей груди, так и тянуло поделиться планами с ней, рассказать о нашем возможном будущем. Я даже начал представлять, как мы обставим хэмпстедскую квартиру – лампы в стиле ар-нуво, пушистый коврик у камина, ситцевый диван. Но я молчал. Боялся спугнуть ее.
«Слишком рано, – твердил я себе. – Не торопись. Еще успеешь».
Трудно объяснить, почему я боялся отказа. Джейн открыто и искренне демонстрировала свои чувства. Крепко сжимала меня в объятиях и повторила «люблю тебя» снова и снова, пока дыхание не перехватывало от нарастающего желания.
Ничего, рано или поздно я наберусь смелости и откроюсь ей. Вернее, так я тогда думал. Но оказалось, Джейн не суждено было услышать ни о роскошной квартире, ни о панорамном виде, ни о ситцевом диване.
«От миссис Матильды Мейсон
Лордшип-Роуд, 88
Сток-Ньюингтон
Лондон N16
2 июня 1955 года
Доктору Х. Мейтленду
Студия Би-би-си
Портленд-Плейс
Лондон W1
Дорогой доктор Мейтленд!
Простите, что навязываюсь и трачу ваше время. Я понимаю, вы занятой человек. Вам, наверное, много таких писем приходит. Если не ответите, я пойму. Вчера вечером слушала по радио программу с вашим участием «Что такое сумасшествие?». Вы рассказывали про новое лечение сном, и я хочу узнать, можно ли записать на такое лечение мою дочь Элизабет. Она уже много лет совсем плохая. Наш семейный врач, доктор Стотт, говорит, что у нее был психический срыв или что-то в этом роде, я точно не помню. Началось все, когда с ней случилась большая беда. Прямо в день свадьбы Лиззи бросил жених, сбежал, и с тех пор мы его больше не видели. Лиззи его очень любила и больше всего на свете хотела выйти замуж, завести семью. С утра до вечера только про будущих детишек и говорила. Свадебное платье Лиззи снимать отказалась. Несколько месяцев в нем ходила, прямо как та старуха в фильме с Джоном Миллсом и Джином Симмонсом, забыла, как называется. Платье уже от грязи черным стало, вот мы и решили его разрезать и снять, пока Лиззи спит. А она проснулась – так разъярилась, что всю комнату разнесла. Квартирный хозяин даже выгнать нас грозился, пришлось бабушкину серебряную брошку продать, чтобы за ремонт заплатить. Не знаю, почему Мик, жених Элизабет, со свадьбы сбежал. Дядя его говорит, он во время войны много натерпелся. Ну так мы все натерпелись. Не пойму, это-то тут при чем? Думаю, все он врет, и история тут самая обычная: другая увела, и дело с концом. Моя подруга Дорин говорит: наверное, сделал кому-то ребенка, вот и пришлось жениться.
