Я неохотно набрал номер больницы Святого Томаса и попросил соединить меня с отделением психологической медицины.
Мейтленда больше всего интересовало состояние пациенток комнаты сна.
– Все в порядке? Надеюсь, ничего не случилось, пока девушка отсутствовала?
Мейтленда совсем не беспокоила судьба Мэри. Когда я подчеркнул, что девушка, по всей видимости, ушла среди ночи и одна пустилась в путь по вересковой пустоши, он только проронил:
– Надо же…
В два часа дня прибыла полиция. Старший, инспектор Купер, был крупным мужчиной в длинном черном дождевике и фетровой шляпе. Его сопровождал помощник, которого Купер представил как Дэвиса. Хотя я дал понять, что сестра Дженкинс знает о Мэри Уильямс намного больше, чем я, моего совета они не послушали и пожелали непременно поговорить со мной. Купер объяснил это тем, что я «здесь главный». Вопросы были простые и прямые. Как давно Мэри Уильямс работает в больнице Уилдерхоуп? Кто видел ее последним? Были ли у нее причины для побега?
– Доктор Ричардсон, вы же психиатр, – проговорил инспектор. – Кому, как не вам, угадывать чужие мысли? – И сделал рукой широкий жест, давая понять, что готов выслушать любые мои версии.
– Ей здесь не слишком нравилось, – ответил я. – Мэри Уильямс недавно написала заявление об увольнении по собственному желанию.
– И почему же ей здесь не нравилось? Есть у вас какие-нибудь догадки?
– Тяжело работать с душевнобольными.
Купер понимающе кивнул.
– А у вас не сложилось впечатления, что у нее самой было… не все в порядке в этой области?
– Мэри Уильямс не давала никаких поводов так думать. Нет.
– Но согласитесь, ее поступок…
– Да, очень опрометчивый.
Когда мы прощались, я почувствовал, что Купер недоволен моими краткими ответами. Инспектор явно рассчитывал на большее.
На следующий день Купер вернулся снова, вслед за его черным седаном вереницей тянулись полицейские фургоны. На гравий спрыгнули констебли с собаками, разбились на группы и разошлись по вересковой пустоши. Другие направились к болотам.
Два часа спустя медсестра сообщила, что Купер вернулся. Он ждал в вестибюле, стоя рядом с доспехами, и прижимал к груди шляпу.
– Доктор Ричардсон…
– Да, инспектор?
– Мы ее нашли.
Лицо Купера было мрачным.
– Где?
– В камышах.
– Какой ужас.
– Конечно, нужно еще сделать вскрытие, но, судя по всему, Мэри Уильямс утонула.
– Вы уверены, что она сама…
– Признаков насильственной смерти нет, – заверил Купер. – На кустах нашли клочки ее формы. Похоже, она пробиралась вдоль берега, но заблудилась и побежала к болотам.
– Побежала?
– Мэри Уильямс потеряла туфли. В грязи остались отпечатки ног. Много, в разных местах.
– Понимаю.
Купер помолчал. Некоторое время он разглядывал доспехи и наконец спросил:
– Значит, с вашей медсестрой не все было в порядке, доктор Ричардсон.
– Видимо, нет.
– Так я и знал.
Купер посмотрел на меня с намеком, давая понять, что вчера я мог бы не упрямиться и сказать все начистоту.
На той же неделе позвонил журналист из местной газеты, но я отказался с ним разговаривать. К счастью, когда заметку все же напечатали, никаких нелепых домыслов в ней не было. Из гибели Мэри не стали делать сенсацию. Родители Мэри сообщили, что последние несколько месяцев тревожились за ее здоровье. Мэри стала рассеянной, часто плакала. Мое внимание привлекло предложение в конце статьи. Узнав, что вся семья Мэри состоит в христианской оккультной секте под названием «Монмутское братство», я призадумался.
Похороны были скромные, присутствовали только родные и друзья. Я написал письмо с соболезнованиями и отправил венок. Мейтленд беспокоился, что теперь начнутся проблемы.
– Скажут, мы должны были заметить, что девушка нездорова. Мол, проявили бы бдительность, ничего бы не случилось.
Но никто на нас не жаловался и не требовал расследования.
Несколько недель атмосфера в больнице царила подавленная. Все старались быть внимательнее и добрее друг к другу, а в столовой переговаривались чуть ли не шепотом. Даже Осборн в кои-то веки воздержался от шуток и хвастовства.
– Хорошая была девушка, – произнес он с необычной для него искренностью. – Жаль бедную Мэри…
