– Кто? – резко бросил мистер Бартон. – А, черт… вы про ребенка конечно же.
– Само собой, про кого же еще? Но давайте-ка спускаться уже – хочу успеть отдать все распоряжения до обеда.
Выйдя на главную улицу, они услышали приглушенный сиплый голос, сказавший:
– Бойся! Я иду по твою душу!
Оба приятеля замерли, как если бы им зычно крикнули «Руки вверх!»
– Кто это был? – спросил Маннерс. – Проклятье! Ни черта не понимаю!
Затем он с облегченным смешком указал тростью через дорогу. Там, в открытом окне, висела клетка с серым попугаем.
– Что-то мне не по себе от смерти Джорджа, – произнес мистер Маннерс. – И вас тоже зацепила его история, не так ли?
Бартон предпочел смолчать.
– Пожалуй, я покину вас ненадолго. Можете пока пообщаться с этим пернатым.
Но когда Манерс вновь присоединился к Бартону, оказалось, что он особо не настроен беседовать ни с птицами, ни с людьми. Он успел отойти на порядочное расстояние и явно торопился уйти. Маннерс задержался на мгновение возле окна с попугаем и побежал за другом.
– Ну как, поболтали с Полли? – спросил он со смехом, едва нагнал Бартона.
– Еще чего! – раздраженно бросил тот. – Какое мне дело до этой гадкой твари?
– Ну, вы бы многого от нее не добились, даже если б попытались, – произнес Маннерс. – Я вгляделся – и вспомнил: клетка уже несколько лет висит в этом окне. А внутри – чучело!
У Бартона явно было что сказать по этому поводу, но он не стал.
Весь день мелкие неприятности не давали ему передышки. За обедом он подавился, позже сломал курительную трубку, запнулся о ковер и умудрился утопить книгу, которую читал, в садовом пруду.
Вскоре Бартону позвонили – так он, во всяком случае, сказал – с требованием завтра же вернуться в город. Полагалось, что пребывание Бартона в гостях у Маннерса продлится как минимум неделю, но вот ему резко настал конец. К вечеру Бартон ходил мрачнее тучи, и потому Маннерс не стал особенно досадовать на преждевременное расставание с обычно жизнерадостным товарищем.
За завтраком мистер Бартон не упомянул о том, хорошо ли ему спалось, но намекнул, что хочет в ближайшем времени провериться у врача.
– У меня так дрожали руки утром, – сокрушенно заметил он, – что я побриться не смог.
– Какая жалость! – ответил мистер Маннерс. – Я бы поручил прислуге привести вас, мой друг, в порядок, но уже пора на поезд.
Были произнесены слова прощания. Каким-то образом и по какой-то причине мистер Бартон ухитрился зарезервировать целое купе для себя – коридора в этом вагоне не было, каждый отсек имел собственный выход на платформу. Но всякие меры предосторожности мало что дают против разгневанных мертвецов.
Дальнейшие события – хорошая тема для разного рода споров, но я не спорщик, так что просто скажу: кто-то, по-видимому, пытался побрить мистера Бартона в поезде – и не слишком преуспел в этом. Но значит ли что-то тот факт, что заляпанная кровью газета, что была расстелена на груди покойного Бартона, сообщала «ДЖ У ЗДЕСЬ БЫЛ»? Не думаю. Все дело лишь в том, что кровь неравномерно расплылась по передовице, сообщающей:
Читайте «ДЖОРНЕЛ УИКЛИ» – только здесь все, что нужно для вашей прибыли!
* * *
Разве эти факты – если их можно так назвать – не подтверждают мою догадку о том, что за преступным умыслом неодушевленных вещей кроется нечто такое, что как раз-таки обладает душой? И не предположить ли следующее: когда вещи начинают вымещать на нас злобу, мы должны тщательно припомнить и, по возможности, исправить любые ошибки в нашем недавнем поведении? И, наконец, разве не вынуждают эти факты прийти к выводу, что мистер Бартон, как и герр Короб из сказки, был либо очень злой, либо очень невезучий тип?
