— Успокойтесь, милая Эшли, — не снимая улыбки с лица, сказал Форд, — у вас будет время рассказать, как все было на самом деле…
— Мерзко, — отозвалась Эшли, смерив Форда презрительным взглядом. — Мерзок ваш шантаж, ваши намеки, ваш… У вас можно курить?
— Пожалуйста, — развел руками доктор, — вы здесь ни в чем не ограничены. Кроме того, вам заплатят. Очень хорошо заплатят. Выйдя отсюда, вы начнете новую жизнь. Вы же решили начать новую жизнь? — внезапно обратился ко мне Форд.
Я открыл рот, но доктор продолжил:
— Когда вы просили беженство во Франции… Я внимательно изучил протоколы ваших допросов. Так вот, они мне показались… нет, не неинтересными, а какими-то не очень правдивыми, что ли. Уход из монастыря. Так пафосно, трагично, красиво. Вы искали чистоту веры, но, не найдя ее в официальной церкви, занялись провокационным искусством. Так сказать, вызвали всевышнего на дуэль и победили, как тот библейский Иаков, боровшийся с Ангелом и ранивший его в ногу. Вы приняли участие в скандальной антирелигиозной выставке, имевшей на западе довольно большой резонанс. Вас подвергли гонениям, угрозам и так далее. Но все-таки причины ухода из монастыря и дальнейших метаний, как мне представляется, другие. Уж точно они не имеют отношения к поиску Бога и желанию самовыразиться через искусство.
Я пожал плечами и изобразил на лице поповскую елейную улыбку, такую же фальшивую, как у доктора Форда. «Э-э-э-э нет, чудик, — подумал я, — меня по-жидкому не разведешь, не на того напал. Чай, я не чокнутая девчушка, сыгравшая своих осточертевших родителей в ящик».
— Мне нечего скрывать, — благодушно сказал я, осияв Форда лучезарно-мученическим взглядом, — из монастыря я ушел из-за любви к женщине. Вам, уважаемый доктор, не откажешь в проницательности, я действительно немного наврал французской эмиграционной полиции. А кто там не врет, не приукрашивает, не преувеличивает? Некоторые делаются «под Уго Чавеса» борцами за венесуэльский социализм, сами посылают себе по e-mail угрозы, сами подсовывают под свою дверь мятые записки с обещаниями расправиться, а некоторые для пущего визуального эффекта простреливают руку или ногу. И все ради гребаной нищенской жизни в Европе, ради того, чтобы работать собирателем собачьего дерьма в шестнадцатом арандисменте.
— Что-то вы сильно себя не утруждали работой, — съехидничал Форд. — Я знаю, что вас содержали две французские девушки.
— С Норой и Сатшей меня связывали глубоко духовные отношения, — парировал я распоясавшегося доктора.
— Секс? — спросил Форд.
— Отношения! — чеканя каждую букву, повторил я, стараясь не раздражаться.
— А-а-а, значит, все-таки секс, — издевательски заключил Форд. — Русские думают, что их азиатская мускулинность производит здесь на кого-то впечатление. Секс во всем цивилизованном культурном мире уже давно форма товарно-денежных отношений. Секс без любви — «Плати деньги сразу», а секс по любви — «Поздравляем, вам предоставлен долгосрочный кредит». Да, француженки альтруистичны. Они могут переспать с вами «гратис», но их легендарный романтический флёр, их изысканность и раскрепощенность — пшик! Иллюзия! Умный маркетинг. Во Франции продают одежду, вино, любовь, но жрецы всего этого — серые незаметные клерки, стучащие по клавишам своих компов. Они тоталитарны, они используют слабости людей, чтобы мифологизировать тот или иной продукт, возвести его в культ, в стиль жизни и продать алчущей толпе эстетов-придурков. Чтобы заслужить у француженки желание спать с вами, вы должны демонстрировать не азиатскую страстность и не щедрость, а независимость. Ваши часы, ваши ботинки говорят о вас больше, чем вы знаете о самом себе. Они, в отличие от вас, никогда не лгут. Помните эту хрестоматийную «трамповскую» формулу для неудачников: «Чтобы разбогатеть, научись думать как миллионер»? Так вот, мечтайте не о яхтах и самолетах, а о копейке и помните, что, не истраченная сегодня, она сделает вас завтра богаче. Взвешивайте отношения, чувства, желания копейкой — и станете просветленным. Так живет Америка и вся цивилизованная Европа, куда вы — люди искусства, взбалмошная богема — отчаянно стремитесь попасть. Не хотите подбирать дерьмо? Тогда сидите у себя на кухне, ешьте свой борщ и рефлексируйте.
