Пока топал, передыхая, успел более-менее нормально перевязаться – зацепило его еще во время боя в депо, причем дважды. Сначала навылет продырявило бицепс левой руки (к счастью, пуля прошла неглубоко, буквально скользнув под кожей), затем прилетело по кумполу отброшенным взрывом гранаты обломком кирпича. Той самой гранаты, чей осколок пробил бедро покойному ныне Сережке Ларину. Оба ранения в целом неопасные, но и не слишком приятные. От первого, несмотря на наскоро наложенную прямо поверх комбеза давящую повязку, уж весь рукав кровью промок, от второго башка гудит, словно после серьезной контузии. Но самое главное, пока бегал да кувыркался по кирпичным россыпям, уворачиваясь от пуль, всерьез зашиб колено – поди, разбери, есть под снегом острая каменюка или нет? Первое время особых проблем это не доставляло, но опытный разведчик прекрасно знал, что подобное, увы, ненадолго. Так и вышло. Сначала практически вовсе не хромал, а сейчас идти все труднее и труднее, да и колено распухло, что тот футбольный мяч…
Вспомнив о погибшем товарище, Кобрин зло скрипнул зубами. Серега Ларин, Вадик Пылев, Леша Кузьмин… все там остались. А ведь они у него уже не первые, и даже не вторые, поскольку с самого сорок первого воюет! Они – остались, нет их больше, а он – все еще живой!
«Ну, это ненадолго, – язвительно хмыкнул внезапно прорезавшийся внутренний голос. – От этих все одно не оторвешься, больно их много. Измотают сначала, ты вон и так уже от усталости шатаешься да хромаешь все сильнее, а затем и примут тепленьким. Если, понятно, застрелиться не успеешь».
«Не оторвусь, – покладисто согласился Федор. – И что с того? Да, в принципе, и не собирался отрываться, какой смысл? Еще с полкилометра их по лесу помотаю, и баста. Хотя… может, и правда пора остановиться, покудова силы имеются. Вон и позиция имеется, за тем выворотнем можно укрыться. И от пуль прикроет, и тропа будет как на ладони».
Протоптав тропку метров на двадцать вперед, старлей вернулся обратно, спрятавшись за стволом недавно поваленной бурей сосны. Хорошая позиция, что ни говори. Фрицы пойдут со стороны неглубокого овражка, а он окажется выше по рельефу. Жаль, патронов с гулькин нос осталось, меньше трети диска. Ну, да ничего, немцы-то об этом не знают. Правда, еще ТТ имеется, и пара запасных магазинов (третий в пистолете, понятно), но это так, не для серьезного боя, а пострелять напоследок, чтобы молча не помирать. Имейся побольше времени, можно было бы доснарядить диск патронами из пистолетных магазинов, но где его взять, то время? Нету его, вон, вдалеке уже можно различить отблеск немецких фонарей. Да и не спасут его эти полтора десятка патронов…
С наслаждением вытянув гудящую ногу, старлей пощупал ушибленное колено. Похоже, вовремя он остановился, еще максимум с полчасика – и все, отбегался бы окончательно, пришлось костыль сооружать, что, в принципе, никакого смысла просто не имеет. Поскольку дальше этой поваленной бурей сосны ему ходу всяко нет. Глубоко вздохнув, Федор вслушался в пронзительное молчание ночного февральского леса, нарушаемое лишь скраденными расстоянием переговорами преследователей. Вот разорались, гады! Не дадут человеку хоть пару минут в тишине посидеть напоследок! Ну, да и хрен с вами, все одно вам этого не понять – ни тишины этой, ни морозного воздуха, который хоть ножом режь, ни щекочущего обожженные пороховой гарью ноздри одуряющего запаха свежего снега. Не понять, поскольку не ваше все это. Не ваше – и никогда вашим не станет. Такие, как он, не позволят!
Старший лейтенант улыбнулся собственным мыслям и поудобнее пристроил автомат на припорошенном снегом древесном стволе. Ну, давайте, что ли, подходите уж! К чему затягивать-то? Чему быть, того не миновать, что уж там…
Когда до приближающихся гитлеровцев осталось буквально метров десять, откуда-то с востока донеслось пока еще совсем слабое, на самом пределе слышимости, гудение десятков авиационных моторов. Вот и обещанные «грузчики» прибыли, не припозднились.
Кобрин снова улыбнулся и, поймав в прицел идущих первыми пехотинцев, плавно потянул спусковой крючок…
