– Ой, подумаешь, не слишком-то и хотелось, – Кобрин послушно откинулся на подушку. – И чем занималась?
Девушка пожала плечами:
– Если надеешься, что лила горькие слезоньки над твоим голофото и страдала о своей несчастной судьбе, то глубоко ошибаешься. Работала, поскольку этого мне как раз таки никто не запрещал.
– Над этими самыми «новыми протоколами парентерального питания», что ли?
– Так ты уже в курсе? – без особого удивления осведомилась Маша, с трудом пряча улыбку. – И когда только успел! У всех женихи как женихи, а у меня мало что солдафон, так еще и умный. Ну, да, и над этим тоже. Догадывалась ведь, что ты можешь и всерьез задержаться.
– И как успехи?
– Нормально, новые рецептуры позволяют находиться в стазисе до двенадцати месяцев без критического вреда для здоровья. Да там не только в питании дело, основная проблема – атрофия мышечной ткани в условиях длительной адинамии. Конкретно я, имею полное право похвастаться, участвовала во внедрении в медблок системы миостимуляции и ее клиническом испытании. И не смотри такими глазами, я ж не на себе испытывала, в моем нынешнем положении подобное противопоказано. Главное, все работает… – Внезапно осекшись, девушка, прищурившись, вгляделась в его лицо. – Так, стоп! Сережа, а отчего это ты сейчас таким довольным выглядишь, а? Ты ж это не всерьез? Ты ведь не собираешься НА СТОЛЬКО туда возвращаться?
– Разумеется, нет! – неискренне вскинулся Кобрин. – Что мне столько времени в прошлом-то делать?! Помогу немного нашим ситуацию разрулить, да и вернусь. Может, месяц, может, и того меньше, как пойдет.
– Сволочь, – безапелляционно сообщила Ветвицкая, отворачиваясь. При этом майор был отчего-то совершенно убежден, что оное слово было произнесено с нескрываемой нежностью. – Мерзавец! Это мне что, и рожать теперь одной? И… вообще?
– Маш…
– Отстань, – девушка порывисто поднялась, подходя к окну. – Вот так и знала, честное слово!
– Товарищ прапорщик, как старший по званию…
– Да иди ты в задницу, я не за звание замуж выйти соглашалась, а за человека! Любимого, между прочим! Ладно, проехали…
По полу прошлепали легкие шаги босых ног – один, второй, третий. Едва заметно просел эргономический матрац. Лицо обожгло горячее дыхание:
– Горжусь тобой, Сережка, ты у меня такой, такой… герой, короче говоря, вот! Иди сюда.
– А как же насчет подорванного здоровья? – пробурчал Кобрин, торопливо освобождая невесту от достаточно эфемерной одежды. – И общего истощения организма? Не говоря уж о прочей атрофии?
– Здоровье пока немного подождет, – выдохнула девушка, прижимаясь к любимому мужчине всем телом. – А с истощением и атрофией мы завтра о-го-го как бороться станем, как только проснемся, разумеется!
– А еще мы завтра распишемся, – решительно сообщил Сергей. – Некуда откладывать. Полагаю, Роднин против не будет, скорее, за.
И это оказалось последней более-менее осознанной мыслью…
Москва, район станции метро «Кировская», конец ноября 1941 года
Подземный кабинет Сталина со времени прошлого посещения абсолютно не изменился. Чего нельзя было сказать о внешнем виде карты СССР позади рабочего стола, условные обозначения на которой сместились несколько западнее. И что именно это означает, Кобрин прекрасно понимал.
Разумеется, последнее не осталось незамеченным Иосифом Виссарионовичем, привыкшим подмечать даже самые мелкие детали, а сейчас – так и вовсе внимательно наблюдавшим за Сергеем.
– Любопытствуешь, товарищ Кобрин? И правильно делаешь. Ты не стесняйся, поближе подойди, глаза-то не казенные, в названия освобожденных населенных пунктов вчитайся. Тем более, и твоя заслуга в этом имеется, причем немаленькая. Давим фрицев понемногу, причем уверенно, скажу тебе, давим. Обратил внимание, где нынче линия фронта проходит?
– Так точно, товарищ Сталин, обратил. Значит, начали контрнаступление?
– Начали, – кивнул Вождь. – Прямо после парада и начали, девятого ноября. Пока погода позволяла, ударили авиацией по всем разведанным целям, а следом и наземные войска в бой ввели. Есть мнение, что к январю в общем и целом управимся, фронт окончательно стабилизируем, а весной, как распутица закончится и дороги просохнут, продолжим. Планы будущей весенне-летней кампании сейчас компетентные товарищи из генштаба досконально прорабатывают, думаю, не подведут. По крайней мере, прошлых своих ошибок мы уж точно не допустим. Подробности позже выяснишь, если, конечно, возможность будет.
