не следует, поскольку сразу не поймет, а объяснять, придумывая очередные ассоциации, – голову сломаешь…
– А немцы?
– Простите, сэр? – внезапно оторванный от размышлений ученый, мысленно выругавшись, с трудом сконцентрировал внимание.
– Я говорю, а что наци? Когда они планировали эту свою «Валькирию», они тоже собирались прихлопнуть всех троих разом?
– Нет, сэр, что вы! У них ведь нет доступа к исторической информации, и мы вовсе не собираемся им помогать в этом, по крайней мере, пока. Возможно, позже, дозированно и понемногу, но решение об этом будет приниматься исключительно по результатам первого этапа нашего плана. Если не углубляться в подробности, операцию по бомбардировке Кремля они разработали самостоятельно, надеясь хоть как-то улучшить ситуацию на фронте. Мы лишь слегка подкорректировали сроки, чтобы атака оказалась произведена именно в тот день, когда в сталинском кабинете соберутся все трое. Ну и внесли некоторые чисто технические коррективы, причем, опять же, без ведома самих исполнителей. Образно говоря, нацисты собираются просто выстрелить по приметному зданию, надеясь, что мишень окажется в нужном месте в нужное время, мы же сделаем их выстрел прицельным, поскольку – и в отличие от них – знаем это наверняка.
– Отличная идея, вот теперь я все окончательно понял! Даже странно, что подобный план разработали не армейцы, а какие-то высоколобые! Окей, хватит болтать, пойдемте, покажете мне все остальное хозяйство. Затем я хочу познакомиться с вашими парнями и немного отдохнуть. Эта проклятая дорога окончательно меня вымотала. Жаль, что нельзя построить неподалеку от базы нормальный аэродром – русские мигом засекут его с орбиты!
– Разумеется, сэр, идите за мной…
Москва, площадь Дзержинского,
ноябрь 1941 года
Кобрин скептически оглядел себя в зеркало. Стоило признать, новая форма сидела практически идеально. Вот только нарукавные нашивки комиссара государственной безопасности 3-го ранга были, мягко говоря, непривычны. Равно как и нещадно чешущиеся усы, которые ему пришлось отпустить в целях конспирации. Поскольку до сего момента Сергей никакой поросли на лице не носил (многодневная щетина, верный попутчик любого фронтового офицера в период активных боевых действий, понятно, не в счет), ощущения оказались незнакомыми и не особенно приятными. Наверное, позже он даже и внимания на это обращать не станет, но пока зудит, зараза!
– Готовы, товарищ народный комиссар? – В комнату после короткого стука заглянул старший майор ГБ Иванов, еще несколько дней назад бывший лейтенантом Зыкиным. – Нас ждут.
– Да готов, готов, заходи, чего в дверях застрял, – раздраженно буркнул бывший командарм.
– Серега, что такое? Чего такой хмурый? Выглядишь вроде на ять, что не так?
– Да усы эти задолбали, гады эдакие, кожа чешется! – пожаловался Кобрин, подтягивая нагрудный ремень портупеи и разыскивая взглядом фуражку.
– Тьфу ты, я уж подумал… – особист облегченно сморгнул, заставив Сергея мысленно усмехнуться: Витька, хоть и прекрасно знает, что подселить в товарища чужака невозможно, все еще бдит. Зря, понятное дело, за несколько прошедших дней ничего подозрительного не произошло. С другой стороны, не стоит его расхолаживать. Поскольку неизвестно, как оно дальше пойдет и на что способен их нынешний противник, пока так и остающийся неизвестным. Связь с будущим пока тоже не восстановилась – по прямому приказу Сталина Сергей проверял это каждый вечер, хоть и догадывался, что особого смысла в подобном нет: когда (слово «если» майор из сознания упорно выбрасывал) канал заработает, его наверняка тут же выдернут обратно. Пусть ненадолго, но выдернут, поскольку ситуация, вне всякого сомнения, пошла не просто нештатно, а как бы даже слегка катастрофически…
– Вить, да успокойся ты уже! Прекрасно ведь знаешь, что мне ничего не угрожает. В отличие от… ну, сам понимаешь…
– Понимаю, – понурился, тяжело вздыхая, Зыкин-Иванов. – Знаешь, Серега, иногда кажется, что я от всего этого реально мозгами двинусь. Каждую минуту ждать, что в мою голову какая-нибудь вражеская падла полезет…
