– А вот Маленник, Витя, пожалуй, как раз исключение из правил, – пожал плечами Кобрин. – Это я сейчас про реципиента, понятно. Сын расстрелянного белого офицера, долгие годы живший под чужой личиной и наверняка вынашивавший планы хоть как-то отомстить ненавистным большевикам. Это называется идеологически мотивированный враг. Вот его сознание, скорее всего, как раз таки было готово впустить в себя чужую матрицу, поскольку конечная цель совпадала с его собственным желанием. Тем более он – тоже русский, значит, и идея самопожертвования для него не чужда. Об этом сейчас не принято говорить, но ты ведь прекрасно знаешь, что во времена Гражданской белые офицеры сражались ничуть не менее героически, чем командиры РККА. И подобных ему среди сотрудников органов или армейцев может оказаться немало – в душу каждому, сам понимаешь, не заглянешь, как ни проверяй.
– Хреново… – понурился лейтенант, проигнорировав сравнение ненавистных «беляков» с красными командирами.
– Да не особенно, Вить. «Немало» – все-таки не означает «много». Но бдительность нужно усилить, это товарищ Сталин верно сказал. Помимо этого, у успевших повоевать людей формируется свое-образное отношение к жизни, постоянному риску, ежеминутной готовности погибнуть и всему такому прочему – по себе знаю. Это уж не говоря о том, что у сугубо военного человека, даже не воевавшего, имеются такие весьма важные для него понятия, как честь, товарищество, верность Родине и Присяге, готовность любой ценой защитить, закрыть собой тех, кто остался за спиной, в тылу. Потому практически убежден, что пси-матрица сугубо гражданского человека просто не сумеет подавить личность ветерана, привыкшего ежедневно ходить по краю. Даже если в момент ассоциации разумов реципиент будет находиться в состоянии крайней психологической и физической усталости или, допустим, алкогольного опьянения, в дальнейшем его разум без особого труда подавит и вышвырнет непрошеного «гостя», при этом, скорее всего, еще и завладев всеми его знаниями! По-научному это называется конфликтом матриц.
– Стоп, Степ… тьфу ты, вроде и привык уже, а все одно порой вырывается! Серега, но ведь это означает…
– Вот именно, товарищ старший майор госбезопасности! – широко улыбнулся Кобрин. – Нам просто позарез необходим хоть один «пленный» с неповрежденным мозгом! А уж дальше ваши ученые вытянут из него всю необходимую информацию, и мы разберемся, наконец, с кем имеем дело! А там, глядишь, и мое начальство что-то придумает и поможет.
Едва заметно дернув щекой при упоминании новых регалий (в глубине души Зыкин все еще не привык к новому званию), Виктор шумно сглотнул:
– Слушай, а ведь точно! Как же я сам-то не дотумкал!
– Ну, так а я о чем? – коротко подмигнул товарищу новоиспеченный народный комиссар. – Все, довольно болтать. Пошли, не хватало только к товарищу Сталину опоздать!
– Погоди, Серега, последний вопрос, поскольку не стыкуется оно как-то. Но ведь и ты сам, и товарищи твои наших командиров вполне успешно использовали? И никаких – как ты там это назвал, конфликтов? – и в помине не было? Получается, что и их армеец сумеет в голову нашего командира пролезть? Со всеми, так сказать, вытекающими…
– Теоретически подобное возможно, – поразмыслив пару секунд на тему «говорить – не говорить», согласился Сергей. – Но, опять же, тут вот ведь какое дело: во-первых, подбор конкретного реципиента – дело чрезвычайно долгое и сложное, даже я не в курсе всех нюансов. Собственно, я об этом уже недавно рассказывал. Во-вторых, помимо чисто психологических особенностей личности необходимо еще и совпадение стереотипов поведения, а они, уверяю тебя, у нас – и моих товарищей, понятное дело – и тех же немцев, не говоря уж про англосаксов, абсолютно разные. Я бы даже сказал, несопоставимые. Ну и, в-третьих… нас ведь тоже специально отбирали. Очень серьезно отбирали, Вить. Если из реципиентов, грубо говоря, подходит один из нескольких десятков, то среди доноров – как бы ни один из нескольких сотен. Потому и к прохождению «Тренажера» допускаются единицы слушателей академии. Вот как-то так.
