Природа японской революции также была исследована в докладе Отто Куусинена, высокопоставленного лица в Коминтерне, на специальном заседании президиума, состоявшемся 7 марта 1932 года>40. Куусинен отметил как «чрезвычайно трудную» задачу определения характера революции, подходящей для Японии. Ссылаясь на мнение компартии Японии по этому вопросу, которое к тому моменту было осуждено, он точно указал на ее ошибку: партия принимала во внимание лишь единственный аспект экономики Японии, а именно – финансовый капитал>41. Такое неполное представление о японской экономике привело к недооценке японской монархии и недооценке пережитков феодализма в Японии, а также к ошибочному выводу о том, что в Японии должна быть совершена «пролетарская» революция>42.
После того как Куусинен высказал свою точку зрения по этому вопросу, он поддержал мнение Западно-Европейского бюро, настаивавшего на частично независимом положении японской монархии, гражданского и военного аппарата, возглавляемого ею. Каково, по мнению Куусинена, было отношение монархии к поддерживающим ее классам? «Монархический государственный аппарат является мощным оплотом существующей диктатуры эксплуататорских классов, он опирается на эти классы, представляет их интересы, существует в тесном союзе с верхушками буржуазии и землевладельцев». Но была ли монархия лишь номинальной главой государства, действия которой определялись группами буржуа и землевладельцев? Куусинен ответил на этот вопрос отрицательно, сказав, что монархия «довольно независима и играет большую роль в управлении государством, сохраняет свой абсолютизм, скрытый лишь внешними, псевдоконституционными формами»>43. Аргумент Куусинена не совсем последователен, поскольку он утверждал, что японская монархия представляла как свои собственные интересы, так и интересы буржуазии и землевладельцев. По мнению Куусинена, «относительная независимость» японской монархии была по крайней мере не меньше, чем российской монархии. Он утверждал, что сам Ленин считал ошибкой отождествлять российскую монархию с правлением имущих классов>44.
Для Испании и Японии главными аргументами, заставившими Коминтерн настаивать на «буржуазно-демократической» революции, были: потребность в широкой аграрной реформе и слабости буржуазии по отношению к богатым землевладельцам и монархии. Все же нужно сказать, что Коминтерн никогда не предлагал убедительный набор критериев, с помощью которых можно судить об уместности «буржуазно-демократической» революции для того или иного типа общества. Нерешительность Коминтерна в 1928 году в случаях Польши и Болгарии, так же как и позднее, в случае Японии, ясно указывает на неспособность Коминтерна установить необходимые критерии.
Колониальные, полуколониальные и зависимые общества. Помимо стран, которые демонстрируют либо высокий, либо средний уровень капиталистического развития, программа Коминтерна 1928 года также стремилась классифицировать те страны мира, в которых капитализм был еще в зачаточном проявлении. В проекте программы эта третья категория стран была названа «колониальными и полуколониальными странами», и в качестве примеров приводились Китай и Индия>45. Не было предпринято ни одной попытки провести различия между «колониальными» и «полуколониальными» странами. В литературе Коминтерна эти термины всегда употребляются вместе. Очевидно, использование термина «полуколониальный» являлось признанием Коминтерна формальной независимости таких стран, как Китай, который, с точки зрения Коминтерна, фактически был таким же зависимым от иностранного контроля, как, скажем, Индия. В окончательной версии программы группа таких стран была расширена и включала также «зависимые страны», в качестве типичных примеров были приведены Аргентина и Бразилия>46. Термин «зависимые страны» был, вероятно, принят из-за предложения Рикардо Парадеса, делегата, представлявшего Коммунистическую и Социалистическую партии Эквадора. Указывая на степень изменения зависимости латиноамериканских стран от империалистических государств, он предложил, чтобы было принято название «зависимые страны» для новой подгруппы стран
