Если бы кто-нибудь попросил Марью объяснить цели и задачи своих поездок в логово к Петровичу, она, наверно, задумалась бы. Нет, то, что она ездит кормить животных, было очевидно. Но так же было ясно, что занятие это из-за своей бесконечности бесполезное, и накормить их никогда не удастся. Даже если тратить на это все зарабатываемые деньги. Вообще-то, денег Марья зарабатывала много. И у нее иногда возникал вопрос - куда их девать? Потому что она не была по своему характеру ненасытной, алчной или еще какой-нибудь, тому подобной. И со временем у нее свободным было трудно. Трата же денег, если подходить к ней серьезно, требует немалого времени. То есть здесь лучший подход раздельный. Сначала деньги зарабатывать, на протяжении лет, а потом, на протяжении других, последующих лет их в свое удовольствие тратить. Марья это понимала и считала такой подход идеальным. Только на практике у нее получалось по-иному. Потому что копить деньги на будущее она тоже не умела. Для этого их нужно было или где-либо дома держать мертвым грузом, или в банке. К банкам Марья никакого доверия не испытывала, там могли надуть любого, а она не любила, когда ее обманывали, дома же деньги всегда находились под рукой и им всегда находилось какое-нибудь пустое применение. И Марья решила над всем этим не задумываться и следить только за тем, чтоб деньги у нее не переводились. В конце концов, лучше ломать голову над тем, как деньги потратить, чем над тем, где их взять. А с собаками... Тут, конечно, дело было не в деньгах. Тут Марью засосало и все. После первой, случайной, поездки ей вздумалось отвезти этим несчастным тварям еды, и она купила на рынке оптом три мешка костей, нагрузила свою машину в полном смысле с верхом и поехала. С Петровичем они накормили всех, кого удалось, при этом Петрович твердил, как в ступе толок, одно-единственное слово "спасибо". И смотрел на Марью, как на неизлечимо больную.
С этого все и началось по-настоящему. Собаки, поев, бежали за машиной до самого Марьиного дома, провожали. А потом они ждали ее во дворе. Ждали постоянно. Возможно, организовав дежурство и сменяя друг друга. Во всяком случае, стоило Марье появиться у дома, ее тут же окружала свора псов и выражала всеми доступными средствами свой восторг, заодно давая понять, что ничего не имеет против хорошего мясного обеда. И если бы только у дома. Собаки ходили за ней по пятам везде, встречали в городе и на вокзале, короче говоря - вмешивались в личную жизнь самым бесцеремонным образом. Так что Марье ничего не оставалось, кроме как обеспечить им более или менее регулярное питание подальше от собственного места жительства. Труда особого для этого ей не потребовалось. Она позвонила своей бывшей университетской подруге Люське, которая сейчас работала директором кошерного ресторана, и договорилась, что будет покупать у нее отходы производства. Люська сказала "ради Бога, мне все равно, кому их продавать - в свинарник или тебе". Насчет костей Марья тоже нашла с базарными мясниками общий язык. И первое, что она делала, вернувшись из поездки и разобравшись с товаром - ехала кормить "свой зоопарк".
Да, так вот Петрович ходил за газетой по четвергам сам. Что помогало ему, кстати, следить за днями недели и за календарем в целом. Он знал, что в четверг, как штык, надо на почте быть, а то газету потеряют или выбросят, и следил, чтобы этот четверг не пропустить, а значит, и за остальными днями недели следил. И конечно, он замечал, что от месяца к месяцу на близлежащей у его дома территории собак и кошек становится все больше. Замечал и говорил про себя "погибели на вас нет". Правда, говорил беззлобно, для проформы, и никакой погибели этим живым существам, конечно, не желал, хотя и понимал, что бесконечно так продолжаться не может и какие-то действенные меры против собак принимать придется.
А тут еще служба, в которой Петрович проработал так много лет жизни и которой отдал лучшие свои годы, умерла от всеобщего кризиса, прекратив свою регулярную деятельность по освобождению города от бродячих бесхозных животных, и они стали размножаться не только у Петровича в доме и вокруг него, но и во всем городе - городе не очень уж крупном, если с другими крупными городами его сравнивать, но все-таки. И вот через год или два такого природного и нерегулируемого роста численности домашних бездомных животных сложилась сложная санитарно-гигиеническая ситуация. Потому что собак и кошек стало больше, чем людей и они ходили по улицам и площадям, и дворам города большими стаями и небольшими группами, ища себе еду и слоняясь просто так, без всякой цели, из одного только невидимого смысла жизни. Они не трогали людей и не нападали на них, хотя и пугали своим лаем и количеством. Особенно по ночам. И, конечно, некоторые рассказывали и передавали из уст в уста истории о том, что где-то кого-то бездомные собаки загрызли с голоду, но это было не правдой, а вымыслом. Никого они не грызли, лишь однажды что-то такое отъели у замерзшего насмерть алкоголика, но это в счет принимать нельзя. По крайней мере, Петровича это не касалось. Петровича касалось то, что все они время от времени приходили к нему и жили у него или поблизости, и рожали щенков и котят, и что с этим делать, и как это приостановить, было ему неизвестно. И вокруг дома Петровича всегда располагалась теперь целая, необозримых размеров, колония бездомных собак и бездомных кошек, которые нормально уживались друг с другом, вели себя мирно и спокойно и если дрались, то только между собой - собаки с собаками, коты с котами. А Петровича, похоже, все они считали своим хозяином. Или, может быть, вожаком. Или просто были ему благодарны и к нему привязаны подсознательно на генном каком-нибудь уровне - за то что не утопил и не убил их и их недалеких предков, а оставил им хоть какую-то возможность жить.
