— Почему?
Любопытный, зараза. И смотрит так заинтересованно, так искренне, что посылать — неудобно. Невежливо. Стасик же хороший мальчик, воспитанный.
— С полудня я здесь больше не работаю.
— Уволился?
— Уволили.
— За что?
Понимаю, делать нам все равно нечего, только ждать, как говорится, у моря погоды, но вопросы уж слишком настойчивые.
— Это имеет значение?
— Плохо работал?
Он меня подначивает, совершенно явно. Вот только на что? На откровенность? Так мне скрывать нечего.
— О качестве моей работы речи не было.
— А о чем — было?
Ааа, они все плохие, они меня обижали, не давали заниматься самоуправством… Тьфу. Хозяин у хозяйства есть? Есть. А значит, всегда и все решает только он.
— Перестал приходиться ко двору.
— Поругались?
Вот чего никогда со мной не происходило, так это ругани. С обеих сторон.
— Просто время пришло.
— Или соперник?
Называть Пургена таким красивым словом было бы нечестно. Нечестно — для меня. Какие мы соперники, если игра идет в одни ворота?
— Уступил ему?
И не пытался барахтаться. Зачем зря тратить силы?
— Тебе-то что?
— Да вот пробую понять, какой ты.
Ну и занятие он себе нашел… Лучше бы в города поиграли, право слово. Более продуктивно для мозгов было бы.
— Обыкновенный.
— Ага.
Что я слышу? Сомнение? Нет, снова подначивает, и я на это больше не куплюсь.
— Не веришь?
— Причин нет. Хотя… — Он посмотрел куда-то вдаль, потом снова повернулся ко мне лицом. — Ты с техникой вообще как, дружишь?
— С которой?
— Электронной, например.
— С компом, что ли?
— Ага.
— Внутрь лезть не стану, только в крайнем случае. А с программами обычно справляюсь.
Блондин прищурился:
— За новинками сетевыми следишь?
— По мере возможностей.
— Аватара делал?
Странный вопрос. Вернее, вся последовательность. И давно бы следовало дурацкий разговор прекратить, но я парню вроде как обязан. Да, жизнью, как бы громко это ни звучало.
— Начинал.
— О! А почему бросил?
Живой и непосредственный интерес. Можно подумать, занудная программа — его детище и любой, кто не проникся и не оценил… А собственно, откуда он уверен, что я именно бросил это занятие?
— Дела другие нашлись.
— Не выкроилось трех свободных часов за всю неделю?
Значит, я угадал. Откуда еще ему знать, сколько именно времени требуется для прохождения всех тестов?
— Представь себе.
— Я представляю. Только ты сейчас врешь.
Читает по лицу? Есть такие умельцы, видел. И да, вру. Но разве это не мое личное дело?
— Если знаешь, зачем спрашиваешь?
Улыбнулся:
— Давай договоримся? Ты отвечаешь на этот мой вопрос, а я или больше до тебя не докапываюсь…
— Или?
— Зависит от ответа.
Не слишком честная игра, верно? Но, пожалуй, со мной так играют впервые, когда прямо говорят: варианты возможны, а не молчат до последнего.
— Чего ты там спрашивал-то?
— Почему ты не сделал себе аватара. Все же вокруг сделали, да?
Да. У последнего уборщика в городе, наверное, было настроено это программерское чудо. А что касается Стасика…
— Вопросы. Тестовые.
— А что с ними не так?
— Скучно было отвечать.
— Скучно?! — Глаза блондина расширились и заблестели, словно он собрался то ли рассмеяться, то ли расплакаться. А может, сделать то и другое одновременно.
Я снова сморозил какую-то глупость? Что ж, не привыкать.
— Скучно, значит… А что представляется тебе веселым? На твой вкус?
— Задачи. Конкретные. Когда решение дает результат.
— Полезный?
— Не обязательно. Но лучше, чтобы да.
Замолчал. Задумался? Ну и славно, хоть оставит меня в покое на какое-то время. А город где-то под нашими ногами еще побулькивает. Не слишком бурно уже, правда. Значит, мир приходит в норму?
— Новое место работы есть на примете?
О, снова проснулся. С очередным вопросом в своем странном стиле.
— Нет. Не нашел еще.
— Можешь считать, что нашел.
Он поднял голову и гаркнул куда-то в небо:
— Адъютант!
Ответа, конечно, не последовало. Слышимого мне, по крайней мере, потому что сам блондин, через небольшую паузу, поинтересовался:
— Расчетное время до завершения?
И снова тишина, видимо, крайне познавательная для вопрошающего.
— Сворачиваемся.
Пауза.
— Да, прямо отсюда.
Пауза.
— Да, я помню правила.
Пауза.
— Это приказ.
Прошло еще несколько секунд, и он всплыл из пустоты прямо перед крышей, летательный аппарат, для которого в русском языке, да и во всех языках мира вряд ли имелось более подходящее название, чем «хреновина».