Ага. Мне.
А вот фигушки!
— Ты обещала.
— Но он…
— Ты обещала мне, помнишь?
— И ты тоже.
Ну да. Пряничный домик. То есть дом с конфетами.
— Тебе никто ничего не сделает. Не бойся.
До нее было всего несколько шагов. И те, которые пришлись на пространство внутри заминированного периметра, девчонка сделала сама. А потом прильнула ко мне, но не обхватывая за пояс, а наоборот, переплетя руки на собственной груди и то ли зябко, то ли виновато ссутулившись.
Постояла немного, уткнувшись лбом мне в подмышку, и довольно буркнула:
— Ты теплый.
Наверное, даже горячий. По крайней мере, тянет раздеться. В смысле, скинуть к черту хотя бы несколько слоев одежды.
— Не поддавайся ей, Лерыч. Она куда опаснее, чем кажется с виду.
Девчонка подняла голову, хмуро и с чем-то вроде презрения цедя сквозь зубы:
— Чья бы корова мычала, имперский с…
Но не договорила. Осеклась, наткнувшись взглядом на угрожающе выставленный указательный палец.
— Еще одно лишнее слово, и ты останешься здесь навсегда.
— Да поняла уже, не тряси воздух.
Кажется, девчонка показала Васе язык. Впрочем, могу и ошибаться: четко я видел только ее макушку.
— Ты можешь убрать… Разминировать, в смысле?
— Я? Нет.
Печалька. Мне почему-то думалось, что мой лохматый друг способен на все на свете. Но раз уж так, придется искать другой…
— Это можно сделать только изнутри.
— Но ты знаешь как?
Он пожал плечами:
— Знаю принцип.
— Так объясни!
— На пальцах будет трудновато. Нужно действовать по схеме, а пока поле не работает…
Ясно. Ничего-то вы не можете без вашей светомузыки в воздухе.
— А нарисовать сможешь?
— Я, конечно, не Микеланджело…
— Главное, чтобы не Малевич. Тащи сюда что-нибудь подходящее и принимайся за работу!
— А что будешь делать ты?
— Ждать. Как всегда. Больше-то я ведь ни на что не способен.
В ответном взгляде Васи можно было прочитать все, кроме согласия с моими словами. Нет, не с приказом обзавестись этюдником. С последним откровением.
— И все-таки, я бы попросил тебя, на всякий случай, выйти из…
— Если он выйдет, никто не войдет, — отрезала девчонка.
Конечно, следовало бы ее допросить. Кто, откуда, зачем. И главное, с кем. Но это если действовать по-умному. А если по-простому…
Меня остановил вовсе не тот факт, что девчонка скорее всего отказалась бы от разговора по душам, пока мы ей не поможем. Нет, мне хотелось поскорее закончить всю эту бодягу и насладиться серой тишиной коридора, куда манило со страшной силой, и чем дальше, тем настойчивее.
Странно, что Вася не стал спорить. Только посмотрел на меня внимательно, что-то у себя в лохматой голове прикинул и умчался прочь. Мне б такую резвость! И в лучшие времена я особой прытью не страдал, а сейчас почему-то совсем замедлился. Апатия нахлынула. Полная. Правда, не депрессивная, как бывало когда-то, а умиротворенная. Но рук все равно не поднять. Даже пальцы на рукояти не разжать.
— Можно, я еще?
— Чего?
— Погреюсь?
— А здесь холодно?
Я-то не чувствую ничего похожего. Кажется, будто тело плавится, и только кожа мешает ему растечься во все стороны.
— Мне — да.
— Ну как скажешь. Я сяду, ладно?
Потому что в ногах правды нет. Тем более, когда они такие ватные.
— Все, можешь греться.
Она словно и в самом деле ждала разрешения: прижалась к моему боку только теперь.
— Только не колись сильно!
— Чем?
— Костями. Ты всегда такая тощая?
Девчонка задумалась, потирая виском мое плечо:
— Не знаю. А это важно?
— А мама твоя тоже была… худая?
— Не трогай маму. Плохая, хорошая — все равно другой нет.
— Да я не в этом смысле.
Ну почему так получается? Когда надо найти взаимопонимание по вопросам жизни и смерти, все само собой выходит. А чуть только попытаешься наладить отношения, нормальные и человеческие, начинается абзац. Полный.
— Не обращай внимания, ладно? Я вечно путаю слова.
— Потому что думаешь о чем-то своем. Вот как сейчас.
Да я вообще не думаю. Если не считать заманчивых мыслей о коридоре.
— Тогда-то ты все правильно говорил.
Ага, так я и поверил. Знать бы точно, что ты слышала, малышка… Но — не судьба. Потому что мне все равно послышится что-то совсем-совсем другое.
А кстати! О другом:
— Как ты хотела его назвать?
